Активно включившись в бурную деятельность, она нашла ту отдушину в мире взрослых, где ею никто не понукал, где оставался простор для творческого самовыражения и не ограниченного никем общения. Где ее слышали и принимали. Это был мир, где правили дети в красных галстуках. Они учились принимать решения, брать на себя определенные обязательства и ответственность, пробовали себя в управлении маленькими организациями (звездочками, отрядами). Помогали друг другу и в учебе, и в жизни вне школы. Взаимовыручка и взаимная поддержка не были в тягость, а давали ощущение своей важности. Им позволялось до определенной степени креативно мыслить и воплощать свои идеи в жизнь. Стоит ли удивляться, что именно бывшие комсомольцы с началом перестройки первыми смогли свою жизнь пустить по новым рельсам, хоть и не все в правильном направлении.
Больше всего ей нравилось возиться с младшеклассниками. Они вместе готовились к праздникам, проводили тематические вечера, конкурсы, ставили спектакли. Малышня висела на ней не только в школе, но и во дворе. Любимая их просьба: «Расскажи сказку!» И она с упоением начинала повествования о принцессах, драконах, магах и волшебных странах из только что прочитанных книг. Что не помнила, придумывала на ходу.
Бывало, весь двор превращался в киноплощадку. За кем-то безоговорочно закреплялась роль принцессы, а за другими – злодейки, короля или кучера. Она – всегда Яло из сказки «Королевство кривых зеркал». Убедительно канючила: «Я есть хочу! Я пить хочу!» А для «Спящей красавицы» всегда было трудно найти принца, потому что целовать принцессу в финале никто не хотел. Сказки ставили и на школьной сцене. И здесь она выступала и режиссером, и сценаристом, а играла всегда автора или закадровый голос.
Сейчас говорят, что этим маленьким и большим ячейкам строителей коммунизма не хватало направленности на индивидуальность. Но она, как нигде, была в этом мире сама собой и никогда не ощущала вокруг себя каких-либо стен и границ.
Но жизнь менялась. И все больше чувствовались нарастающая «театральность» и бессмысленность когда-то вдохновляющей ее деятельности. Неожиданно даже для себя под взгляды изумленных, возможно еще преданных системе, комсомольцев она отказалась вступить в их ряды прямо на собрании. Громко и твердо, увидев пустоту в их глазах.
Мир, в котором сонно жили ее родители, постепенно рушился. Мир распланированный и предсказуемый. Мир комфорта и стабильности. Мир застоя, как в стране. Мы никого не трогаем – и нас не трогайте.
В семье было достаточно денег для безбедного существования. Вкладывались они в хорошую еду, хрусталь, потом дачу, гараж и непонятно откуда взявшийся старый «запорожец». И обязательно – в кубышку на черный день (когда он действительно настал, эти деньги превратились в ненужные бумажки).
А так хотелось увидеть море! Но слишком это хлопотно – хоть на время поменять привычное течение жизни и обстановку. Выезжали они всей семьей всего раза два к родственникам в Тверскую область, останавливаясь при этом в Москве, где главной достопримечательностью были магазины. Туда же устраивались и привычные шопинг-выезды. Они с сестренкой с нетерпением ждали дома заветной стеклянной бутылочки «Пепси-колы» и «Московский хрустящий картофель» (куда до него нынешним крахмалистым чипсам!).
В эпоху тотального дефицита придумали еще одно «развлечение»: в пять часов утра занимали очередь у торгового центра с составлением списков с индивидуальными номерами. В течение дня устраивалась перекличка, кто не отзывался – вычеркивали. К вечеру завозился товар, все равно какой: туфли, полотенца, сервизы или французские духи – скупалось все (по одному в одни руки, поэтому приходили семьями). Их антресоли ломились от коробок с ненужными вещами, сервант – от ненужной посуды. На стенах, полах и диванах – безвкусные ковры (есть у нас в крови, наверное, что-то восточное).
