– Вань, теперь давай её медленно ставь в виде фантома передо мной…
– Так она тебя!..
– Придерживай! Владетель ты чего-то там или клык моржовый?! – ругался старик шёпотом. – Прикажи не двигаться, ничего не предпринимать и только внимательно слушать!
Не слишком хотелось идти у Ипатьевича на поводу. Хотя при внимательном просмотре всё того же двойного ростка аурного фона Загралов сразу отметил: тот привял и потускнел. То есть сил у ведданы осталось совсем ничего, все ушли в яростной вспышке и в попытках наказать вульгарного, покусившегося на женскую честь мужчину. Правда, прежде чем придать Авиловой телесную оболочку, он отправил всех своих жён и Ульяну с Дарьей к выходу из помещения, оставляя их у себя за спиной. Потом строптивицу спросил, согласовывая свои слова с Игнатом Ипатьевичем:
– Почему ты осмелилась на сопротивление обнявшего тебя мужчины?
На ответ он слабо надеялся, но тот последовал со всей яростью, которая только возможна при невидимом общении:
– Потому что никто не имеет права ко мне прикасаться таким образом! И я готова умереть, но не допустить прикосновения ко мне чужих рук!
– Чужих? А если тебя начал бы ласкать твой муж? Или твой близкий любовник?
– Нет у меня мужа! Да и любовника… – она запнулась на полуслове, но тут же продолжила: – А какой сейчас год?
Поняла, что не сорок третий двадцатого века. А когда услышала точную дату, несколько растерялась, словно подсчитывая что-то в уме. Пришлось прийти ей на помощь с подсказкой:
– Вот именно его ты недавно покалечила. Лежит сердешный, помирает. И две ведьмы его спасти не могут.
– Туда ему и дорога! Нечего меня лапать, как… как… – опять запнувшись, она продолжила с язвительной подозрительностью: – Что-то в годах не сходится! Моему Гнатику сейчас было бы далеко за девяносто, а столько не живут! Да и тот урод, что руки распускал, намного моложе, не больше шестидесяти.
– Не забыла, что он ещё в молодости от тебя многое перенял? Да и потом всю жизнь на целительство положил. Вот и выглядит вполне сносно… Вернее: выглядел, ибо со спасением сложности…
– Ха! Ему ещё повезло, что я его не убила! Сил не хватило! – продолжала яриться веддана. И тем более неожиданными показались её следующие слова: – И что могут эти глупые и энные ведьмочки? Это те две замухрышки, которых я успела рассмотреть возле тебя?
Слышавшие каждое слово Сестри возмутились и тоже вскипели гневом:
– До чего же наглая зазнайка!
– Ведёт себя словно деревенская дурочка! Пусть такой и остаётся!
– Ага! Зачем ей сознание, если она им не пользуется?
Зариша угрозы остаться бессознательной исполнительницей не испугалась. Продолжила, словно и не расслышала оскорблений со стороны слабеньких по сравнению с ней коллег:
– Поэтому давай перекидывай меня к этому старому мухомору, может, ещё и успею спасти… Но если это не он окажется – враз добью!
Дед Игнат, к тому времени уложенный на столе, пребывающий в самом жалком и непритязательном виде, тут же попросил Ивана:
«Давай, не тяни! И ничего не бойся! Я тут уже парочку воспоминаний из памяти выковырял, пока она их выслушивать будет – не станет убивать. А там поверит, привыкнет к моему внешнему виду, то, может, и лечить станет! Ну и пока не говори, что я тоже фантом…»
Сомневаясь, Загралов сформировал фантом Авиловой возле старческого тела, предварительно отогнав оттуда обеих Сестри. Теперь веддана посмотрела совсем иначе вокруг себя и только затем осмысленно уставилась на «Гнатика», как она его называла в моменты их близости.
