Добрыня заведовал охраной терема. Было у него в подчинении целых двадцать человек. Ни бояре, ни киевляне искренне не понимали: кого боятся князю в собственном тереме и в собственном городе? Но княгиня Ольга веско сказала: «У греков так заведено». Ну, если у греков. Спорить не стали. Первоначально охраной терема заведовал Асмуд, а после его смерти стал Добрыня.
Найдя в переходах княжеского терема любимую женщину, Святослав обрёл и друга в лице её брата Добрыни. Они, считай сироты, и быстро нашли общий язык. У Святослава хотя и имелась мать, но ласкового слова он от неё не слышал и не помнил, что бы она хоть раз погладила его по голове. Святослав волей-неволей вырос суровым воином. Но и у сурового воина в жизни случается всякое, чем хотелось бы поделиться. Вот он и делился своими мыслями и сомнениями то с Добрыней, то с Малушей. Добрыня стал для Святослава и другом, и братом, и телохранителем, и думным боярином.
Святослав широко улыбнулся, протянул руку Добрыни, пожал, обнялся, похлопал по спине. Добрыня улыбнулся в ответ.
– Баня истоплена, – сказал.
– Что ж, пойдём. С дороги – не плохо.
После парной, сидели в предбаннике, пили квас, хрустели редькой. Добрыня рассказывал обо всём, что произошло за время отсутствия князя. Святослав кивал, старался всё запомнить. В конце спросил:
– Сам-то не женился?
– На ком? – удивился Добрыня.
– Что на Руси девки перевелись? Или это только в Киеве на них мор напал?
– Я – холоп. Кто за холопа свою дочь отдаст? За холопа замуж выйдет, сама холопкой станет. А на холопке я сам не хочу жениться.
– Ну да, зачем? Ты и так, наверное, с ними спишь? Много от тебя будущих дружинников-то родилось?
Добрыня пожал плечами. Рождённые холопками мальчики, как правило, становились княжескими дружинниками.
– Но жениться тебе всё-таки надо. Вольную дам.
– Кому?
– Тебе.
– Я не твой холоп.
– А чей?
– Твоей матушки. И сестра моя её холопка. Поэтому не жена она тебе, а наложница.
– Обожди. Раз она родила от хозяина…
– Она родила не от хозяина, а от сына хозяйки. Вот если бы ты принял христианство, да в церкви вас обвенчали, то тогда бы княгиня признала бы её законной женой и дала бы вольную. Правда, не понятно, что делать с Верой. Христианину двух жён не положено.
– А ты, что? Крещёный?
– Да. Как и мой отец Мал, в крещении – Никита. А то ты не знаешь, князь?
Святослав действительно это знал, но значения этому не предавал, а сейчас просто забыл, из головы выпало.
– Ладно, а с матерью всё же поговорю, на счёт тебя.
– Зачем? Мне и так хорошо.
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Святослав.
В этот день, после бани Святослав, наскоро поев, зашёл к себе в горницу, повалился на кровать и заснул мёртвым сном. Проснулся под утро и опять заснул и снился ему Терек и далёкие вершины заснеженных гор, на которых он никогда не будет. Князь спал, и его качало, как будто он в лодке.
Окончательно проснулся Святослав довольно таки поздно. Солнце стояло высоко. Он вышел на крыльцо, щурясь на солнце. Куры гуляли по двору, суетились холопы. Наконец-то почувствовал – дома!
В княжеском дворе готовились к предстоящему пиру вернувшихся из похода дружинников.
В трапезной накрыли длинные столы белыми льняными скатертями, заставили разносолами. Входивших песенники приветствовали входивших песнями, славя победителей хазар.
На пиру старшим мужчиной мать назначила Илью Моравского, а не его, Святослава, чем страшно обидела князя.
