Я притормаживаю около подъезда и, пока Молька пытается понять, как открыть дверь – я нарочно не включаю свет в салоне – успеваю выйти и открыть сам. Даже протягиваю руку помощи, но упрямая Моль просто игнорит мой дружеский жест. Ладно, не совсем дружеский, но она-то об этом не знает.
— Так, Червинский… - начинает она, но я, наконец, триумфально возвращаюсь в свою стихию.
Прижимаю ее к машине всем корпусом, буквально вжимаюсь в ее грудь своим торсом. Не просто так заранее расстегнул пиджак, и теперь эта строптивая адская козочка просто не может не чувствовать всю прелесть твердости проработанных мышц. Ну и что ты теперь скажешь, Молька?
— Скажу, что ты баран, - с каменным лицом говорит она, и я туплю, не сразу соображая, каким образом она читает мои мысли. Так бы и снова перекрестился. Ей-богу! – Прекрати изображать чесночницу, Червинский, и сделай хотя бы минимальное умственное усилие, потому что нам нужно поговорить.
Я бы и рад, честное слово, но моему члену до чертиков приятно чувствовать ее бедро даже через несколько слоев одежды. А когда во мне говорит тестостерон, голова работает в совершенно другом направлении.
— Молька, хватит разговоров, - я все же здоровый мужик и запросто перехватываю ее руки за запястья, практически лишая возможности двигаться. – Чем обычно заканчиваются все свидания?
Она делает вид, что раздумывает - и моя главная ошибка в том, что я даю себя провести.
Потому что кроме рук у этой заразы еще есть колени, одно из которых врезается мне в пах.
Бля, давно я не танцевал вприсядку в декабрьском снегу!
К счастью, «Верочка» явно несильно старалась, когда оставляла гербовую печать на моем достоинстве. Поэтому боль вполне терпимая, хоть меня, конечно, нехуево скручивает. И я на всякий случай отодвигаюсь на безопасное расстояние, пытаясь хоть как-то сохранить лицо.
Какой бес в меня вселился, что я ВДРУГ захотел поиметь это очкастое чудовище?!
Хоть и не верю в подобную ерунду, но сейчас бы охотно признал, что Рита подсыпала мне какую-то дрянь для помутнения рассудка. Только сработала она с опозданием и не на ту женщину.
Но как бы там ни было, а боль основательно и за считанные секунды прочищает мозги. Я еще раз смотрю на «Верочку» и понимаю, что вовремя она мне врезала. Лучше минутная боль в яйцах, чем долгое адское страдание на утро после ночи с химерой.
— Надеюсь, эта точка будет окончательной, - говорит Моль, но все равно почему-то не уходит.
— Окончательнее некуда, - зло огрызаюсь я и потихоньку топаю к водительскому сиденью.
— Нам нужно поговорить Червинский, - кричит вслед «Верочка».
И я вдруг конкретно завожусь. Меня так вклинивает, что если бы мы с адской козочкой не стояли по разные стороны машины, я бы точно врезал ей… по заду! Чтобы неделю сидеть не смогла. Еще бы и наведывался в офис каждый день, чтобы как следует выстебать. Но мы по разные стороны баррикад, и даже окрик Моли не заставляет меня остановиться. На хрен! Пусть с сортиром поговорит, если приспичило!
— Марик! – Она тарабанит кулаками в боковое стекло, когда я завожу мотор. – Ты мне должен!
Что, блядь?!
Меня сделали моральным и физическим кастратом, а я же еще и должен?
Только из нездорового любопытства узнать, что в голове у этой психованной, опускаю стекло и зло скалюсь в разгневанное лицо.
Нет, она просто бледная страшная невыразительная… красотка.
Я сглатываю, списывая эту путаницу сознания на алкоголь. Хоть сколько я там выпил? От двух глотков виски даже «гайцы» не поимеют.
