Обмани-Смерть - страница 10

У Джайпала было две сестры и два брата, у Карана – три брата и сестра, на год моложе меня. Вместе с друзьями мы составляли шумную веселую компанию и больше всего любили занять все диваны и кресла в гостиной и болеть перед телевизором, литрами поглощая кока-колу.

Я с особым нетерпением ждал тринадцатого дня рождения, чтобы детство наконец закончилось и меня взяли в юношескую команду. Подарки я получил изумительные: полный комплект формы с гранатовым шевроном на воротнике, красный мяч с двойным швом и перчатки для уикет-кипера – защитника калитки. Они оказались великоваты, но отец утешил: «Ничего, подрастешь», и я немедленно примерил обновку.

Нас было слишком много, мы ужасно галдели, мешали родителям смотреть телевизор, вот и ушли ко мне в комнату и расселись, кто на кровати, кто на полу. Каран сидел на подоконнике, подбрасывал мой новый мяч и ловил его в перчатку. Брат решил перехватить мячик, Каран отклонился, мяч выпал, скатился по застекленной крыше и остановился у водосточной трубы. Можно было выйти в сад, приставить лестницу к стене и достать его, но я влез на перила и, не обращая внимания на предостерегающие крики друзей, сделал несколько шагов, как воздушный акробат по проволоке. Никогда прежде я не ощущал такой невероятной свободы. Я больше не ребенок! Я преодолел половину пути, и тут раздался треск, как будто льдина начала раскалываться и превратилась в огромный пазл. Я никогда не видел, как вскрывается лед, но именно это сравнение пришло мне в голову. Бесцветная мозаика стекла заколыхалась, я повернулся к окну, решил вернуться, начался дождь, и… все остановилось. Мгновенно.

Я очнулся в больничной палате. Мама сидела слева от кровати и читала журнал. Моя правая нога находилась в подвешенном состоянии, правая рука лежала в перевязи, а в левой торчала иголка капельницы. Весь обмотанный бинтами, я напоминал мумию. Мама улыбнулась, встала и погладила мой лоб:

– Как себя чувствуешь, дорогой? Ты нас ужасно напугал.

Я восстановил последовательность событий, сложив фрагменты, которые видел каждый, со своим последним воспоминанием. Не уверен, что все происходило именно так. Каран и его брат, «сидевшие в первом ряду», сказали, что видели меня стоящим на стеклянной крыше, а через две или три секунды я провалился вниз, – мне же казалось, что времени прошло больше. Отец находился ближе всех к месту падения. Он не видел, как я шагал по прозрачной крыше, поднял голову на треск, увидел болтающиеся ноги, застрявшее дергающееся тело и услышал жуткий, леденящий кровь вопль. Десять, от силы двадцать секунд спустя раздался страшный грохот, стекло рассыпалось на тысячу кусочков, он отшатнулся, прикрыл лицо рукой, и тут в трех метрах от него на землю рухнуло тело. Я был весь в крови, из тела торчали осколки, как бандерильи из холки быка, и в первое мгновение отец меня не узнал. Поднялся ужасный крик. Как это ни странно, все в один голос утверждали, что никакого дождя не было, хотя я точно слышал звук упавшей капли. Я вспомнил, что отец поднял меня на руки и лицо у него было смертельно испуганное. Перед тем как потерять сознание, я успел подумать: «Ну и влетит же мне!»

В первые два дня все, словно сговорившись, повторяли мне: «Ну и напугал ты нас, на миллиметр правее – и сонная артерия была бы…» Они умолкали на полуслове, и я осознал всю важность сонной артерии для организма человека. Седативные препараты туманили мозг, так что мысль о смерти ни разу не пришла мне в голову. Возможно, в том была заслуга доктора – он все время широко улыбался и вид имел самый беззаботный.