Обмани-Смерть - страница 2

У мамы был любимый дядя, младший брат ее отца, и она решила попытать счастья с ним. Он не ответил. Кузины и тетки не читали ее писем, не отвечали на телефонные звонки. Фульвати перестала существовать для родственников. Словно бы никогда и не жила на этом свете.

Мы занимали большую служебную квартиру в центре Нью-Дели с видом на купол Парламента, который из-за смога зимой и летом казался призрачным сооружением. На другой стороне проспекта находилось консульство Индонезии, где в парке росли плюмерии, разноцветные бугенвиллеи и огромный баньян – так европейцы окрестили бенгальский фикус. Его называли красивейшим памятником города, он был сам себе лес, тысячи воздушных корней оборачивались вокруг самых высоких веток и возвращались на землю, как серые змеи, чтобы вынырнуть на поверхность чуть дальше и процветать до бесконечности.

Дома родители проводили не слишком много времени. Оба по двенадцать часов просиживали на работе за компьютером, что, возможно, и отвратило меня от этого «прибора». Директор по закупкам порекомендовал им надежную кормилицу, и они наняли Дханью. Она родилась на севере страны, в деревне близ Маникарана[8], где царили средневековые обычаи. Дханья отсылала большую часть жалованья своей семье, а то, что оставалось, тратила на одежду. Даже у моей матери не было таких красивых сари, а ведь мой отец называл плату за ее работу «деньгами на карманные расходы». Говорить на хинди меня научила именно няня.

Пять лет, по утрам, рикша Рамеш сажал нас у дома в свою желтую коляску и вез в британскую школу, расположенную в элитном районе Чанакьяпури, и каждый вечер в целости и сохранности доставлял домой. Двигался он с невероятной скоростью, лавируя между машинами, и болтал не закрывая рта. Рамеш называл всех политиков продажными, обвинял их в том, что дела в государстве идут так плохо. Приехал он из Химачал-Прадеша, родной провинции Дханьи, пытался ухаживать за няней, но успеха не имел. Она делала вид, что не слушает его рассуждений, а я сидел рядом и впитывал каждое слово. За год до того, как Дханья появилась у нас в доме, ее супруг погиб в железнодорожной катастрофе, и она решила больше не выходить замуж. Раз в месяц Рамеш возил нас в Чандни-Чоук[9], на огромный базар в старом городе, мы до вечера бродили по рядам и доходили до мусульманского квартала. Дханья выбирала новое сари. Это была ее маленькая причуда. Никто не мог обмануть мою няню – она все знала о качестве и происхождении тканей и могла час торговаться, чтобы сбить цену. В конце концов торговец уступал, и мы ехали домой, гордясь своей победой.

А потом моя мать заболела, перестала ходить на работу, и Дханья ее выхаживала. Однажды мама решила поехать с нами на базар. Она радовалась, как ребенок, купив браслеты к новому голубому сари с золотым шитьем, но толпа ее утомила. Мама могла бы лечиться в Дели, но отец считал, что нужно вернуться в Лондон. «Весь мир прибегает к услугам лондонских врачей…» Он четырнадцать лет проработал за границей и соскучился по голубому небу британской столицы.

Все решилось за две недели, и мы покинули Индию. Ничто не держало мою мать на родине. Она девять лет не общалась с семьей, ни один из родственников не попытался восстановить отношения, ни один человек не пригласил ее на помолвку или свадьбу. О моем рождении мама известила кузину – когда-то их связывала тесная дружба – и была совершенно убита ответным молчанием. Ей как будто давали понять, что я… не появлялся на свет. Я так и не узнал свою индийскую семью, хотя мечтал общаться с бабушкой, дедушкой и кузенами. Думаю, пойми они, что мы похожи, приняли бы меня. Не пожелали…