Не дождавшись, когда Андрей ответит, Евлампий повесил трубку со свойственной ему бесцеремонностью.
***
Без всякого настроения Эдуард вышел на амвон и пропел предназначенное на этот день место Священного Писания. На душе у него было очень тяжело. После окончания службы ему еще было поручено поговорить с двумя молодыми студентами, он же думал только о том, как бы поскорее все закончить и пойти домой.
Эдуард не знал, как объяснить свое состояние. Странная тяжесть навалилась на него после собрания епархии, и он ничего с этим не мог поделать. Обычно ему нравилась та часть службы, когда он обращался к людям с проповедью. Вдохновенное слово легко лилось из его уст, затрагивая человеческие сердца до слез. Однако в этот раз он просто взял проповедь одного из святых отцов и прочитал ее с бумажки, так как на большее у него просто не было сил.
Наспех побеседовав с двумя первокурсниками о значении водного крещения, Эдуард хотел уже отправиться домой, но перед уходом решил все же зайти в часовню. В последние дни он находил утешение только в молитве и в общении с Глорией. Ее он старался не расстраивать своими проблемами, но ему не удавалось скрывать свою печаль, если он предварительно не молился. Поэтому Эдуард шел в часовню и через слезы изливал свою душу в небо, после чего ему становилось хоть как-то легче и хватало сил на что-то еще.
Он не помнил, сколько времени провел в молитве, но, когда закончил и обернулся, позади него на коленях с закрытыми глазами стояли старец Евлампий и его друг Андрей, которые тоже молились, беззвучно шевеля губами. Эдуард вздрогнул от неожиданности, удивленно глядя на настоятеля, а отец Евлампий, услышав, что тот перестал молиться, открыл глаза и посмотрел на него.
Видимо у семинариста был очень озадаченный вид, поскольку Евлампий широко улыбнулся и благодушно сказал:
– Мир тебе, Эдик.
– С миром, – растерянно ответил Эдуард, не зная, чего ему ожидать от внезапно появившегося священника.
– Да ты не бойся. – Успокаивающе продолжил старец. – Я не кусаюсь. Может, и кусался бы, да звание не позволяет. Хи-хи. У меня к тебе дело есть.
– Дело? Какое дело?
– А это ты сейчас услышишь. Мне думается, что ты будешь доволен.
Евлампий снова захихикал, как будто речь шла о хорошем ужине и, не поднимаясь, сел на полу, удобно вытянув ноги вперед.
– Ну, что ты на меня так смотришь? Я же не экспонат какой-то. Я – старый Евлампий, пришел к тебе по делу. Что тут такого странного? Ты мне вот что скажи, у тебя есть кто-то, кто мог бы тебя повенчать с этой, как ее, ну в общем, невестой твоей?
Опешивший Эдуард отрицательно замотал головой.
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.
Евлампий, как ни-в-чем-не-бывало, стал рассказывать о своих недавних приключениях, о разговоре с Андреем, о том, что он собирается повенчать Эдика и Глорию, и чихать он хотел на общественное мнение церковной братии и т.д. и т.п. От старого священника исходила какая-то отеческая любовь, забота и теплота, так что буквально через минуту такого разговора сердце Эдика оттаяло, наполнилось радостью, и ему захотелось плакать и смеяться одновременно. Волна необъяснимого спокойствия и облегчения окутывала его с каждым словом настоятеля, бесследно смывая все его печали и страхи.
В конце концов, измученная и истомленная душа Эдика растаяла, как воск, и он, уткнувшись лицом в ладони, заплакал, как ребенок. Ничуть не смущаясь таким поведением, Евлампий пододвинулся к нему, и так уже сидящему на полу, и по-отцовски обнял его, беззаботно продолжая свою незатейливую речь. Наблюдая за этой сценой, Андрей достал носовой платок и стал вытирать текущие по его щекам слезы радости за друга.
