Когда разоблачается тайный заговор Я и другого, открывается фрагмент тайны. Мы больше не рассчитываем, что другой будет определять наше Я, мы непосредственно соприкасаемся с той частью нашего ума, которую называем – в зависимости от настроения – «эго», «нарциссической частью Я» или «личностью». Стоит спросить себя: кто бродит во тьме малого ума, оберегая своё ничтожество, оберегая свою боль и превращая её в страдание? Кто задаётся вопросом о своей сущности и постоянно разочаровывается в себе?
Кто же вступает в отношения?
Конечно, мы не сможем полноценно осмыслить природу другого, пока не исследуем, что такое Я. Следует задуматься: о чём мы говорим, когда произносим: Я есть?
Если спокойно сесть и понаблюдать за этим внутренним диалогом, который мы называем собой, обнаружится, что он представляет собой нечто вроде подстрочного комментария ума к его собственным проявлениям. Это извечный поток сознания, состоящий из мыслей, чувств и ощущений; а также из воспоминаний и представлений о «ктойности» источника всех этих мыслей. Если исследовать изменчивое содержимое ума, можно заметить, что всё, что мы считаем своим Я, непостоянно. Всё, что переживается, находится в постоянном потоке перемен. То, что я называю собой, само сознание – это процесс. Так может ли другой быть иным?! Всякая мысль, всякая эмоция и всякий опыт, который имеет начало, имеет и конец. Каждый миг удовольствия, каждый миг боли, любой чувственный опыт – непостоянны. Стоит ли удивляться, что часто нашему образу себя не на что опереться, он не может найти твёрдой точки опоры. Пытаясь придать устойчивость этому непрерывно меняющемуся течению, мы теряем гибкость и уверенность.
Если я спрошу вас, что вы подразумеваете, когда говорите «Я есть», ум мгновенно отреагирует, выдав в ответ дюжину недолговечных определений – я есть то или это: я – плотник, я – мать, я – духовное существо, я – женщина, я – герой, я – отец. Но всякий раз, когда наше исходное переживание «я-есть-ности» отягощается определениями, мы ощущаем неподлинность этих слов и начинаем понемногу чувствовать, будто нас заколачивают в гроб. Все эти определения – «я есть то или это», за которые мы цепляемся, отражают наши искажённые представления о правильности, в них – тупик для нашего духа. Когда мы так или иначе определяем свою исконную есть-ность, мы отказываемся от бескрайнего потока бытия в пользу управляемости и почти полной предсказуемости. Однако любые определения «я-есть-ности» непостоянны, и корень нашего непрерывного страдания – привязанность к ним. Всё, что скрывает под собой нашу подлинную идентичность, любые определения Я, усиливают нашу печаль, наш ужас перед смертью и утратами, а также наш страх отношений.
Когда мы пытаемся дать более основательный ответ на вопрос «Кто я?», то обнаруживаем, отбросив с десяток вариантов, что нет ничего необусловленного и неизменного, ничего достаточного устойчивого, на что мы могли бы опереться. Поэтому, вглядываясь глубже и глубже, мы извлекаем на свет мысль за мыслью, чувство за чувством, ощущение за ощущением в поисках чего-то постоянного, устойчивого, с чем можно отождествить себя, – чтобы утвердить своё существование.
Но в процессе исследования смысла «Я есть» рано или поздно у нас возникает понимание, что нам не обнаружить того, чего мы ищем, в своём ничтожном я – мы можем обрести это лишь в безграничности бытия, в самой
