– И что мешает тебе заниматься этим и жить с матерью? Массажиста найдем и там, про работу я уже сказал.
– Ты принципиально не слышишь то, что я говорю? У меня есть работа, и я не хочу рисковать и менять специалистов в процессе реабилитации.
– На твою зарплату жить нельзя. Сколько продлится реабилитация?
И тут до Евы дошло, что брат уже несколько раз упомянул презренный металл.
– Все дело в деньгах, да? Я помню, что должна тебе за Тай. Обещаю, обязательно верну, когда смогу. Еще ты не говоришь, сколько отдал за операции, но я примерно представляю. А теперь я живу в вашей квартире, ты оплачиваешь коммунальные услуги и мои лекарства. Но это ничто в сравнении с расходами на ординатуру. Не волнуйся, если я не поступлю на бесплатное, эти траты не лягут на тебя. Я все продумала: останусь работать терапевтом и буду пробовать дальше.
Она сама поморщилась, насколько пафосно это прозвучало. Ей далеко до полного самообеспечения, и долги будет отдавать до конца жизни. Окажись Ева сейчас с неприкрытой задницей, отправилась бы ночевать в непонятный хостел. А потом ее вышвырнули бы оттуда, потому что нечего было тратить кучу денег на покраску волос.
– Не́ва, ты дура! – с выражением сказал Нат. Если он назвал ее полным именем, то очень злится. Ева недолюбливала полную форму, но не выбрасывала из документов первую букву. Так хотел отец, и она уважала его память. – Я тебя попрекал деньгами, малявка? Ну, было хоть раз? Но лучше бы я не давал тебе на ту путевку.
– Нат! Ты тут ни при чем! – она порывисто схватила его за локоть.
Эта тема проговорена от и до. В чем-то брат прав – не добавь он на билеты, поездки не состоялось бы. Ей просто негде было занять такую сумму.
– Я хочу как лучше! Вижу, что рано тебе одной. И мать скучает. Ехала бы ты к ней на несколько месяцев, работала бы в клинике. Подкопишь денег, потом приезжай, поступай, снимай жилье или выбивай общежитие.
Все это она слышала и раньше. Кроме последнего – «снимай или в общежитие».
– Что-то случилось? Ты намекаешь, что надо освободить квартиру?
Плечи Ната опустились, и он устало потер лицо.
– Как же с вами, бабами, трудно. У Эльки книга не идет.
– Она хочет писать здесь, я поняла.
– Ничего ты не поняла. Ей давно не пишется. Читатели ждут продолжение серии, а у нее ступор. Она переживает, что доходы падают. Недавно спросила, когда заканчивается твое лечение. Она не хочет тебя выставлять. Как я понял, Элька мучается от своих заморочек и думает сдавать квартиру, чтобы у нее были поступления.
Ева проглотила замечания о том, что Нат, как издатель и муж творческой личности, мог развеять сомнения и помочь с преодолением кризиса. Промолчала, потому что ее советы будут восприниматься как попытка остаться в чужой квартире.
– По плану у меня все закончится к началу зимы, – глухо ответила Ева, чувствуя мерзкий привкус страха во рту. Она уже знала, что ей скажут в конце этого курса реабилитации – прогресс слишком незначительный и надежды все меньше, что ее допустят до работы в операционной. – Я понимаю, тебе непросто между женой, мной и мамой. Хуже задачки о волке, козе и капусте.
Брат коротко обнял ее за плечи.
– Пока лечись, а там, может, что-нибудь да изменится. И съезди к матери.
Не́ва неопределенно мотнула головой, а как только за ним закрылась дверь, кинулась на кухню задвигать ящики.
* * *
В город своего детства Ева не собиралась. Нат считал, что сестра с матерью просто не хотят найти общий язык, и что без уступок ничего не получится. Легко ему говорить. Он первенец, желанный и обласканный. Отца Натана Надежда любила горячо, и когда тот ушел к другой, видела в сыне что-то между трофеем и шансом вырастить настоящего мужчину.
