Обновленческое движение Русской Православной Церкви в 20–40-е гг. XX в. (на материалах Ставрополья и Терека) - страница 29
Вполне вероятно, что многие участники Собора выступали не столько за подчинение Церкви белому правительству, сколько пользовались моментом для восстановления авторитета Церкви и усиления миссионерской работы. Наиболее показателен в этом случае пример Кубанского епископа Иоанна (Левицкого), который после 1920 г. не эмигрировал, а в 1922 г. перешел в обновленчество. Им руководил страх перед расправой, но уж никак не желание усиления контрреволюционной деятельности.
Ставропольский архиепископ Агафодор, подвергавшийся наиболее тяжелым обвинениям в антисоветской контрреволюционной деятельности[221], принимал в деятельности Собора только пассивное участие из-за своей болезни. Реально руководил Ставропольской епархией в это время Александровский епископ Михаил, викарий Ставропольской епархии. Да и сам Б. Кандидов, считавший архиепископа Агафодора чуть ли не одним из главных руководителей Собора наравне с протопресвитером Г. Шавельским, не назвал ни одной соборной должности, которую занимал владыка[222]. Это может говорить только о том, что архиепископ Агафодор участвовал в работе Собора вынужденно, «по должности». Он не выдвинул ни одного предложения, имеющего политическую направленность. Деятельность владыки в 1917–1919 гг. была направлена почти исключительно на сохранение единства церковной организации в Ставропольской губернии. Его трудам помешала тяжелая болезнь и фактический переход управления епархией к викарному епископу Михаилу (Козьмодемьянскому) 18 июня 1919 г.[223], который еще во второй половине 1918 г. практически сосредоточил церковную власть в Ставропольской епархии в своих руках в связи с тяжелой болезнью архиепископа Агафодора (Преображенского), который 4 августа 1918 г. распоряжением № 637 назначил епископа Михаила руководителем всех епархиальных учреждений[224].
В 1919 г. в Ставропольской епархии начался рост большевистских и атеистических идей среди духовенства. Объясняется это не столько любовью к большевикам и советскому строю, сколько недовольством белым движением и подчинению руководству Белому движению Церкви на Северном Кавказе. Реакцией некоторых священников на подчинение архиереев власти стали случаи добровольного сложения сана, а также большевистской агитации на приходах. Снял с себя сан священник с. Ново-Егорлыкского М. Шевченко, заявив о непригодности служения народу в качестве священника[225]. Архиереев он объявил «жульем, обиравшим народ».
На Предсоборной Комиссии в мае 1919 г. поднимался вопрос о создании комиссии «об отношении большевиков к церкви, о их зверствах над священниками и святынями»[226]. Одной из задач комиссии предполагался сбор слухов о зверствах большевиков по отношению к духовенству. То есть комиссия должна была отвечать за антибольшевистскую агитацию в Церкви. Агитационная работа должна была проводиться и среди священнослужителей для предотвращения организации последними пропагандистской деятельности в пользу большевиков, особенно, учитывая наличие прецедентов. Например, большевистскую работу на приходе с. Медведского проводили священник Т. Чубов совместно с мирянами И. Олещенко и И. Костиным[227].
Усиление антибольшевистской работы в Ставропольской епархии стало возможным из-за давления, оказываемого ВВЦУ на Юго-востоке России на епископа Михаила[228]. Сами действия ВВЦУ были вызваны реакцией на использование большевиками недостатков, замеченных в церковной жизни 1917–1919 гг. Например, в вину священнослужителям ставился карьеризм. В качестве примера использовался случай возведения иеромонаха Иоанна в сан архимандрита по фальшивой телеграмме осенью 1918 г.