– А он красивый! – тихо захихикала.
– Дай мне братика! – подал голос Толя и решительно потянул свёрток себе.
– Да вы сдурели что ли?! – вскрикнула Антонина и резко вскочила с нар, перехватив из рук детей малыша, – Чуть не уронили! А ну, марш на улицу!
На веранде раздался грохот. Дверь открылась, и на пороге объявился с головы до ног заснеженный пьяненький Антон.
– Ну, и где мой сынуля? – с порога радостно забаритонил отец, окружённый старшими детьми. Хотел было ринуться к жене, но был решительно остановлен матерью.
– Так! Ребятишки, обметите батю веником!
– ТОнюшка, а я тебе подарок справил! – пытаясь отмахнуться от веника, полез за пазуху полушубка, – Щас найду… Да где же он? Нету…
Сняв полушубок, потряс его. Хмыкнул, почесав затылок. Скинув валенки, пошарил в них рукой. И там нет! Расстегнув молнию зимнего комбинезона, засунул руку в одну штанину. И там нету!.. Сидя на табурете, надул щёки, соображая и опасаясь совать руку во вторую штанину: вдруг и там ничего не окажется. Но всё-таки решился… Широкая довольная улыбка расплылась по покрасневшей от волнения физиономии.
– Лежит и молчит. В прятки решил со мной поиграть? – Антон громко рассмеялся и, запихав в рот найденный свёрток, с радостным мычанием пошагал на карачках к жене. Это тебя, дорогая! Разворачивай!
– Артист! – с лёгкой укоризной покачала головой Антонина, слегка шлёпнула с улыбкой по загривку мужа и развернула свёрток. Там оказался отрез китайского крепдешина голубого поля с белыми цветами. Улыбнулась и чмокнула в небритую щёку цветущего от счастья Антона.
Сидя на полу, отец смотрел на малыша. По щекам текли слёзы. Попытался поцеловать сынка, но был остановлен Антониной.
– Тоша, не надо! от тебя перегаром прёт, задохнётся пацан.
– А он на меня похож. Нос, вроде, мой – лопаткой…
– На тебя, на тебя! Не сомневайся, – с улыбкой тихо произнесла Тоня, – Иди переодевайся, умывайся и за стол. Получку-то хоть донёс?
– Да вот она, в целости почти и сохранности, – Антон вытащил из внутреннего кармана комбинезона увесистую денежную пачку и положил рядом с маленьким сынишкой…
Младенцу определили место в оцинкованной ванне рядом с печкой, укутали плотным одеяльцем и накрытым тюлем. Получилось вроде инкубатора для недоношенных.
…Тревожно было на сердце у Антонины. Уж которую ночь не смыкала глаз, прижимая к груди малыша. Питался тот плохо. Постанывал еле слышно, не открывая глазок. Не плакал. Не изворачивался. Угасал малец… А мать плакала…
Не хотела рожать Антонина третьего. Ой, как не хотела!
Первая жена Антона словно с цепи сорвалась.
Когда Антонина была уже на шестом месяце беременности, из Хабаровска, где проживала прежняя кореневская жена с сыном, отцом которого являлся Антон, пришло страшное по содержанию письмо – с проклятиями в адрес Антонины, детей и свекрови.
Если бы она, Антонина, знала, чем обернётся сватовство Коренева, никогда бы не дала согласие на брак, когда тот после долгого отсутствия вновь объявился в родной деревне.
Недолго ходил в «городских» Антон Коренев. Узнав из письма, что её сын женился на хабаровчанке, Елена Михайловна вскоре появилась на пороге квартиры, где стал проживать её любимый Антоша с какой-то городской «фифочкой».
В течении месяца она умудрилась настроить против себя Клавдию, жену Антона. Та долго терпела придирки матери мужа, её постоянное недовольство городским шумом, большим людским скоплением и прочими благами городской жизни. А заглядывания в кастрюли и указания, что ей готовить Антоше, довели молодую, будучи на сносях, женщину до исступления, и она выставила мужа и несостоявшуюся свекровь за дверь с пожеланием жить – не тужить в своей дремучей деревне. Антон повёл себя телком на привязи: ни слова не сказал в защиту молодой жены. Струсил, боясь материнского гнева. Да и перспектива стать городским не особо радовала его, деревенского мужика, – простора мало!
