Миновав развалины бывшей лесопунктовской пилорамы с почерневшими полуистлевшими кучами опилок и ломаного закрученного штопором горбыля, притормозив перед выездом на трассу, отец снял шляпу и передал сыну. С глазами всё было в порядке. Операцию сделали успешно. Значит, без опаски можно поддать газку.
– Ну, что, рванём? – Пригладив коротко стриженый седой чубчик, Афанасий подмигнул Виктору.
Дорога была свободная. Встречный плотный поток воздуха заглушал рёв двигателя. Передняя вилка и торсионная подвеска коляски мягко гасила поперечные (как на стиральной доске) гребни-выбоины. Широкая полоса отчуждения увеличивала простор движения, скорость не ощущалась. И, только когда по ветровому стеклу коляски со шлепком размазывалась зазевавшаяся козявка, Виктор с возбуждением отмечал, что несутся они на пределе. Афанасий не сгибался и не прятался за ветровое стекло, сидел прямо, расправив плечи. Руки без напряжения лежали на руле. Казалось, что одними кончиками пальцев правил он железным конём. Виктор, обернувшись на отца, восторгаясь его статью всадника, вдруг расхохотался: мочки крупных оттопыренных ушей трепали на ветру, словно габаритные флажки грузовиков, участвующих в ралли. Афанасий, завороженный стремительным движением, вдруг запел: «В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса!..»
У отца был хорошо поставленный лирический баритон. Натянув полог на нос, сын с удовольствием слушал отцовскую «бригантину», подрёмывал, с улыбкой предаваясь воспоминаниям детства.
Работая на вывозке, Афанасий иногда брал сына с собой в рейс. «Зилок» резво гнал по глубокой колее ледяного маревого зимника. Снежная пыль курчавилась за подпрыгивающим на полустёртых колёсами кочках пустым прицепом. Стойки прицепа на тросовых растяжках звучно хлопали. Не сбавляя скорости, Афанасий усаживал маленького немного испуганного сынишку меж своих колен. Тот, визжа от восторга, хватался ручонками за отполированный чёрный руль и выпученными глазками, сжавшись в щенячий комочек, смотрел, как отец медленно убирает свои руки с руля:
– Не дрейфь, сын! Папка с тобой!.. «В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса!»
– Просыпайся, флибустьер, приехали!..
Заглушив мотоцикл, Афанасий откинул полог коляски. Картина, представшая нашим путешественникам, не предвещала мажорного настроения, да и для минорного состояния души не было никаких предпосылок: мотоцикл остановился у полуистлевшего сруба колодца-журавля. От прежнего источника питья мало что пригодного осталось. Перевес журавля, как и «баба» (толстый столб с развилкой), был до трухи изъеден прожорливыми мелкими рыжими муравьями, противовес в форме вагонеточной колёсной пары давным-давно сдан в металлолом. Единственный предмет, который пощадило время, – это полутораметровый кусок цепи для ведра под воду. Здание, на крыльцо которого осторожно вступил Афанасий, было в ещё более удручающем состоянии: одранкованная некогда кровля крыши зияла огромными дырами, через которые пробивалась к свету молодая поросль берёз и ив. В пустые глазницы окон влетали поодиночке и парами противно каркающие вороны.
– Узнаёшь? – Спросил Афанасий Виктора, когда тот оказался рядом с ним.
– Это же клуб – тихо выдавил из себя сын.
– Давай заглянем, что там внутри.
Вставшее на дыбки ветхое крыльцо не позволяло полностью открыть входную дверь. Кое- как протиснувшись в узкую щель, наши герои оказались внутри.
