Ясна аналогия? Сами чувства – прекрасны! Чувства студента – прекрасны. И ваши чувства – прекрасны. Только – неадекватны объекту… Понятно?
– Понятно… – Фёдор помрачнел. – Неясно только, кого у вас представляет гипнотизёр…
– Да целая свора! Пожалуйста, вся «великая русская литература»… Да вон сам Достоевский – крупнейший гипнотизёр! Дипломированный! Все его униженные-оскорблённые; нежные бледные проститутки; убийца, который целует родную почву и кланяется на четыре стороны – это же а-хи-не-я, гипноз!.. или самогипноз скорее, чувство вины…
– И всё же – хотя я в бреду, по-вашему, с идиотским лицом…
– Почему с идиотским?! С прекрасным лицом, с живыми глазами, прозрачными… Вы на родине где найдёте такие глаза? Вы мне с первого взгляда понравились – вы и Лёля – вы мне симпатичны, и ваши чувства, я повторяю, мне симпатичны, я даже завидую – но объект, объект ваших чувств – не могу, не хочу уважать!..
– Ребяточки… – попыталась втесаться Анна.
– Нет, не верю! – страдая, воскликнул Федя. – Вы рисуете русский народ как пьяное сборище, гогот, и проститутки… Вы видите унижение – и ещё унижаете: это неправильно!..
– Что такое «неправильно»? – утомлённо сказал Белявский.
– Мы, сытые и богатые, будем жаждать и алкать, а они, плачущие и нищие, возрадуются и воссмеются…
– Ой, вот не дай бог они воссмеются! Они та-ак воссмеются, мало вам не покажется!..
– Ребятки, брэк! – Анна встала.
– Вам с вашей швейцарской бородкой народовольческой…
– Брэк, я сказала! Дима!! Ты что завелся с пол-оборота? Что с тобой? Ты вообще как себя ведёшь?
Федя… Федя, скажите мне… вот что: я ночью слышала самолёты —
– Аня, мы не договорили!.. – с неудовольствием сказал Дмитрий Всеволодович.
– Отлично вы договорили. И даже лишку. Как же так, Федя? Кто у вас тут летает, если аэропорты закрыты?
– Э-э… – Федя не сразу собрался с мыслями. – Вероятно, мираж…
– Не мираж! Я слышала самолёты!
– Нет, нет, «Mirages», военные… истребители. Здесь поблизости авиабаза, в Майрингене…
– Какие еще «Миражи»? – Дмитрий Всеволодович был раздосадован тем, что его перебили. – «Миражи» устарели сто лет…
– А разве можно летать, если вулканический пепел? – Анна по-прежнему адресовалась к Феде.
– У вояк свои нормы… – ворчливо сказал Белявский. – Своя техника безопасности…
– Уф, теперь все понятно. Дима, можно мы улетим отсюда на истребителе?
– Улететь улетим. Но, боюсь, над границей нас встретят… И багаж в бомболюке побьётся…
– Скажите, Федя: есть у вас что-то более… позитивное? Я устала от ужасов. Я хочу сказку на ночь. Есть у вас для меня сказка на ночь? Или про любовь? Или что-то смешное?
– Да, есть смешное, конечно… И сказки есть, в своём роде… И про любовь… Здесь же сто часов записей…
– Ну а что же мы с вами ужасы слушаем? Хочу смешное!
