Он смеётся, говорит: «Да ладно, девчонки, вы чё? На обратном пути заходите».
Ой, мы такие: «Спасибо, спасибо!..»
Ну, отдохнула месяц на Украине – еду обратно. С Киевского – на Казанский вокзал, с пересадкой.
Стою в кассу, очередь к билету подошла – она говорит: «Столько-то…» (сто рублей, что ли, тогда билет стоил). Я в сумочку залезаю – а там ни рубля вообще! И я… блин!.. всё… ограбили…
А у меня такая дурацкая сумочка была, просто с хлястиком, можно было одним пальцем открыть. Чемодан тащу, сзади эта сумка болтается… ну грех не вытащить у дурочки малолетней. В поезде-то я смотрела – всё было нормально: подозреваю, что на вокзале вытащили.
И я чуть сознание не теряю от ужаса: как представлю, что я в Москве… и куда мне? я никого не знаю… Вышла с вокзала, села, сижу реву. Подходят грузчики – там толкают тележки: «Чё плачешь?»
«Вот ограбили, – говорю, – даже на хлеб не осталось…»
Предлагает мне заработать.
Я говорю: «Да пош-шёл ты!» Психанула, плюнула в его сторону и ушла.
Потом думаю: ну ладно, а чего делать-то?
Пойду к этому дяденьке в кафе, кроме него у меня тут ближайших знакомых нету. (смеётся) Он же приглашал? Глаза вот такие, косметика смылась, опухшая, вся зарёванная – пришла. А они снова делают шашлыки, у них опять какой-то день рождения.
«О! – говорит, – уже приехала с Украины?»
Я такая: «Прие-е-ехала…» – мне ж сразу себя жалко…
«А чего плачешь?»
Я говорю, так и так…
«А, фигня! – говорит. – Вот только что до тебя две приходили, их тоже ограбили. Мы их уже проводили, – говорит, – и тя проводим».
Такой мужик беспроблемный попался! Накормили шашлыками, съездили взяли билет, вечером посадили меня на поезд. Счастливая, довольная до дому доехала. Накормленная… с приключениями…
Мы вообще, вся семья – гастролёры. Мама с папой в Удмуртии встретились, бабушка с дедом на Сахалине…
Строили там чего-то после войны. Ещё японцев застали: вместе работали, в ихних этих бочках мылись. Дед рассказывал: они не в банях моются, а в бочке. Горячих камней накидают, сидят… Пили водку ихнюю, самогонку.
А потом японцев оттуда прогнали – за сорок восемь часов всех посажали на плоты. А кто не помещался – японцы своих жён и детей топили. Это уже дед с бабушкой вместе рассказывали. Прямо загоняли в море, говорят, и топили. Кто себе животы вскрывал, харакири делали… Это, говорят, было всё на наших глазах…
У меня вообще бабушка очень яркая личность. Дед-то из крепостных, у них вся семья такая – любители… А бабушка вообще никогда не употребляла. Она очень интеллигентная, не ругалась никогда матом, даже голоса никогда не повышала.
Когда они с дедом познакомились, решили совместно жить, дед говорит ей: «Переезжай ко мне».
«И вот жду-жду её, – говорит, – а она не идёт. Прихожу – сидит на чемоданах». Оказывается, бабушка дала себе слово: «Если он не придёт за мной, я к нему сама не пойду».
Он приходит: «Ты чё сидишь-то? я же тебя там жду!» Взял её чемодан – и она с чистой совестью, что он за ней сам пришёл, пошла к нему жить… Вот такой человек.
Всё детство мы прожили у неё: старшая сестра и я. Мать с отцом развелись, когда мне было три года, и после этого отношения не поддерживали. Воспитывала только бабушка нас: и косички, и завтраки, и уроки…
Жили бедно, конечно. Мама одна, и развалился Советский Союз… бедно жили. Я, естественно, после школы сразу быстрей работать (хотя училась очень хорошо). Потом приехала в Москву – и три года: пекарем, пекарь-кондитером…
