Полгода мы не расставались, всё вместе делали… Помню, «ГАЗоны» из Нижнего перегоняли. А это ж трясёт, блин, до невозможности: приедешь, потом ещё сотрясение мозгов неделю лечишь…
Лес валил – я ему орешник рубила. У нас в Чувашии такие были дубравы! Сейчас-то уже не осталось: первый ряд леса – заходишь и пустота. Один орешник растёт, липки, осинки… Когда дали лесхозу свободу – всё сразу и повырезали.
Тогда делали как? кто хочешь, идёшь в лесхоз, покупаешь делянку. Тебе лесник помечает деревья, определённое число квадратов. А к лесу этому ни дороги, ничё: на «ГАЗонах», на «Уралах», с этими буксами – ну, вечно застрянет чего-нибудь, то дождь, то грязь… Потом надо эту делянку вычистить от орешника, выкорчевать все пни… И потом только дубы – распиливали, вывозили и продавали кругляк.
Сучки и орешники шли на дрова – и дубы, которые с кольцами. В семьдесят восьмом году много дубов замёрзло в Чувашии, и они с гнилыми кольцами. Там буквально миллиметровый слой, но когда пропускаешь на пилораме – на месте этих колец просто ломается доска. Поэтому с кольцами – тоже на дрова идёт. Таскали с ним и орешники, и дубовые плашки… все говорили: «Какая у тя невеста, какая у тя подруга!» А он хорохорился: «Это моя жена, а не подруга!» Ну чтоб не зарились…
Он у меня простой, работы-то не боится. На свадьбу надо было заработать – а там в Чувашии вообще работы нет. Он у меня вон и лес рубил, и навоз продавал, и жмуриков возил… В похоронном агентстве работал. Звонишь: «Чё делаешь?» – «Да со жмуриком в лифте едем!» Он же большой: тащить на девятый этаж не будешь. Поставишь его… (смеётся) Они там их как людей уже не воспринимали: «жмурики» и «жмурики»…
Навоз тоже продавал: лето, а у нас везде огороды, ажиотаж… Они там вдвоём с напарником лопатами нагребут: машина – семь тыщ! В общем, очень выгодное дело. Напарник потом свидетелем был на свадьбе. В костюме… Выпил, обнял его, и на весь зал: «Ну-у, продали мы с тобой говни-ищ-ща!» Мой – покраснел весь, позеленел: «Ты что? Тихо! Тихо!»
А после свадьбы сидим с ним думаем, куда поехать?
Поедем на юг – вернёмся ведь без копейки. Здесь в Чувашии работы нету пока… А, думаем, айда на север!
Взяли по чемодану, свекровь нам засунула валенки, серые с галошами – север же едем покорять!..
Пересадка в Тюмени, а у нас этот баул с валенками лопается! На дворе сентябрь месяц, даже август ещё, по-моему… Женщина рядом сидит: «Да-а, молодёжь, серьёзно настроились…» Так смеялись…
Приезжаем в Сургут, вылазием на вокзале: чё делать, куда идти? С чемоданами… Пошли, а там и домов-то жилых нету: стройки только, и пустота.
Пошли по остановкам объявления искать. Сняли у каких-то додиков комнату… Ну додики, алкоголики. Её «Стюардесса» звали… свои местные собутыльники. Она когда-то была стюардессой. У неё такой пятый размер груди, и она всё время ходила в халате, чтоб было видно… богатство. Болтушка была-а! Когда пьяная – она заколебёт. Пристала к нам в первый день с разговорами, болтает-болтает – а мужик ейный подходит, со спокойным таким выражением лица за волосы её – бдыщ! лбом об стенку: «Дом-мой, я сказал… Чё молодым надоедаешь?»
У нас такие глаза вообще…
А как-то раз захожу – Стюардесса мясо варит. А у неё в жизни мяса не было в холодильнике.
«Блин, ты чё, – говорю, – моё мясо?!» А я только вот на последние деньги купила…
Она такая: «Это моё…»
Я говорю: «Какое твоё? Если только крысу поймала где-нибудь!..»
