«Ну ла-адно, чё ты…» – вытаскивает это мясо варёное из кастрюли, шмяк, отдаёт мне. Простая такая, вообще! Но с другой стороны, не вредная…
Прожили мы у неё первый месяц.
Денег-то поначалу не было, работы тоже, что делать? давай чай пить!
Варенье доели – пьём просто чай с сахаром.
Потом сахар кончился, без сахара пьём: чай, чай, по пять раз в день только чай…
И гулять ходили. Денег нет – только прогулки по воздуху.
Идём, мой говорит: «Так пива хочется…» Вдруг смотрим: полтинник валяется! Он голову поднимает, кричит: «Господи-и! Спасибо тебе-е!» И – бегом в киоск за пивом! Мне жрать хотелось – ему выпить…
Потом сняли у дагестанцев. Там у них полагается женская половина и мужская. А наша комната была посредине. Женская половина – одни баулы-баулы-баулы, и ванная с туалетом. А мимо мужской проходишь – там такой носкои́н! Ну, мы так называли: носки, ноги вот, мужским запахом… кислорода там не было, короче.
Недели две прожили там – и нашли уже на подольше, у азербайджанцев.
Это хорошая семья была, Ариф и Арифа.
Восточные, они вообще хитрые – а эти очень простые. Она по-русски плохо разговаривала: я по телевизору смотрю объявления о работе (а я же кондитер), – меня Арифа зовёт: «О, „кондуктор“, „кондуктор“!..»
А комнату они сдавали из-за того, что у него брат попал в передрягу с милицией. По-моему, наркота…
У меня такая же была история: тут одна подружка в Москве – такая скромнюха, не пьёт-не курит, я даже не думала, что у неё когда-нибудь парень вообще появится – и отсидела полгода под следствием, представляете? В метро милиция… документы проверила.
«Откройте сумочку!» – и лежит порошок. Причём немало, такой хороший пакетик. И отбрехаться не отбрехаешься – вот же, он у тебя есть? милиция тебя поймала? Полгода ей передачки носила. Пока адвокат не освободил. Ну, вы понимаете, как «освободил»: без денег, естественно, там вопрос не решается…
И, значит, этот Ариф. Он водителем в «Сургутнефтегазе» работал – и ровно свою зарплату всю посылал, чтобы брата вытащить – им на еду даже не хватало.
Я уже потом устроилась на работу на фабрику, с фабрики приносила чё нужно было: масло, яйца, – мы с ней делили. Кушать-то надо чего-то ей и ребёнку?
Полгода у них прожили. Уже даже наши родители им звонили, спрашивали: «Дети наши вас там ещё не достали своими криками?» Мы ж оба с ним темпераментные, «хай, вай»…
Оказался ревнивый ужасно. До свадьбы полгода сдерживался, а как только кольцо надели: всё, получай! Не дай бог на кого посмотришь… прям до болезни. Каждую неделю водил меня в церковь – присягу давать перед иконой. Я, естественно, брыкалась как могла: и чемодан ему собирала, и утюг об голову, и паспорт рвала, где штамп – пришлось восстанавливать по утере… Потом притёрлись. День дерёмся, день влюбляемся…
И всегда вместе. Всегда. Расставаться мы не умели, в первые года особенно.
Таксовали вместе. Он у меня сперва устроился в мусоровозку. «ГАЗэль» трёхместная, сзади будка. Едем – одно место свободное. Если видит, что кто-то стоит, – останавливается сразу, выбегает (никто в «ГАЗэль» же не сядет, тем более в мусоровозку) – сам выбегает, запихивает его туда: «Дав-вай! Куда тебе? Город не знаем: показывай!..»
Как-то едет с нами один – мы слышим: чувашский акцент. (Мы-то без акцента разговариваем, а деревенских сразу слышно.) «Чего, – говорим, – хамальял?» («Хамальял» – это «с моей деревни», «земляк».) «Чего делаешь-то?»
