Обречëнная быть - страница 7

Вера, завидев комнату и оценив её обстановку, заметив недовольство и раздражительность в глазах Маши, а также предполагая будущие её ссоры с матерью, хотя бы с непривычки житья в одной комнате и многие другие поводы для них, обнаружив некоторое неудобство и почувствовав дискомфорт, находясь в комнате, любезно отказалась от предоставленного ей жилья. Ликованию Маши не было предела, правда, сначала она выкинула капризик, жалуясь на бесполезность переноса многих вещей и косметики, но, к счастью, она быстро отошла. Вере же была больше по душе чердачная комната с тем самым замечательным витражным окном. Вера была так счастлива снова подняться туда, почувствовать уют той комнатки, вспомнить, как она здесь играла в прятки с соседскими ребятишками, как здесь она написала своё первое стихотворение, как здесь она в дождливые дни так много прочитала книг и так много играла в куклы. В той комнате можно было расположиться, поставить раскладушку, обогреватель, здесь тоже были розетки, а днём было очень светло, как и во всём доме. Бабушка, разумеется, принялась отговаривать Веру от такой идеи, но это было уже тщетно – желание поселиться пришло мгновенно. Пока Вера общалась с бабушкой, Маша на радостях даже помыла пол в чердачной комнате и прибралась там.

Обед, каким встретили Веру, являл собой настоящее пиршество. Помимо основного блюда – изысканной солянки и плова на второе, на столе было множество бабушкиных заготовок: маринованные огурцы, грибочки, лечо, кабачковая икра и множество других интересных съедобных прелестей. Маша, по случаю приезда столь долгожданного гостя испекла шарлотку. Она, правда, пригорела, но была очень сладкой.

Вера, не склонная к обжорству, уплетала всю эту вкуснятину, что говорится, за обе щёки. Поедая всё это и слушая рассказы родственниц, она на некоторое время позабыла и о своей болезни и о всех тех событиях, предшествовавших отъезду. Но наступила ночь. И Вера, хоть и прогулявшись на свежем воздухе, всё же не сразу заснула. Она снова предалась своим грустным думам, воспоминаниям и плакала, плакала в особенности над мечтами о будущем, которого у неё нет.

Утро было солнечное, Вера проснулась чуть позже бабушки и помогла ей с завтраком. Разговор за едой особо не клеился, Вере не хотелось говорить о своей участи, итак всем известной и переживаемой. Тётя отправилась на работу, а Маша побежала к подружке. Бабушка отправилась в огород, Вере ничего не оставалось как последовать за ней.

Так и проходили дни. Свежий воздух, солнце, здоровая пища и чаи из трав крепили днём здоровье Веры, а ночью она его растрачивала на слёзы. Ей очень хотелось обратно в Петербург и совсем забыть о болезни, кинуться в объятья Егора, прижаться к маме, поддержать за руку отца. Но ведь она уже сделала свой выбор, и он не мог быть неправильным, и выбору своему должна быть верна.

Наконец, Вере нужно было устроиться на работу, собственно, сделать первый шаг к тому, ради чего она приехала.

В одно августовское утро, назовём его прекрасным, Вера вошла в небольшое здание, построенное рядом с детским домом. Ей боязно было устраиваться сюда, поскольку детский дом порою получал детей из колоний и уличных беспризорников, но, увы, её подбадривала мысль о творении добра и несении пользы.

“Внутренне убранство” школы не могло не удручить нашу героиню; войдя в него Вера почувствовала какую-то давящую пустоту. Стены были обшарпаны, туалет находился в прямом смысле на развалинах, – в конце коридора отсутствовала стена, находилась какая-то деревянная перегородка, а за ней, среди старых кирпичей и разрухи находились туалеты – уличные туалеты. К своему успокоению, Вера разузнала, что зимой открывают другие туалеты, которые находятся в здании. В школе напрочь отсутствовали зеркала или диванчики, что было нормальным явлением в любой другой школе, где бывала Вера. Пустые голые серые стены, побитые окна, треснувшие подоконники, тусклый свет из свисающих с потолка запылённых лампочек – это больше было похоже на тюрьму, нежели на учебное заведение. К огромной своей радости, Вера обнаружила на одном из этажей висящие на стенах портреты некоторых учёных и писателей. Правда, радость длилась недолго – Вера увидела, как Маршаку кто-то подрисовал изящные усики, Толстому, Льву Николаевичу, безжалостно отодрали кусок бороды, глаз Веры не без отвращения заметил некоторые непристойные надписи и рисунки – не шалость детей удивила её, а другое, – почему по прошествии лета, портреты не заменены на другие или хотя бы просто не сняты, а “зарисовки” детей не замазаны и незабелены. Но, наконец, ознакомившись с заведением и почувствовав его не самую благоприятную атмосферу, Вера направилась в кабинет директора.