Здесь, нам кажется, необходимо сделать пояснение и ответить на вопрос, который возник у многих (во всяком случае у тех, кто не служил в армии) – что же такое «подшива»? «Подшива» – это небольшой кусок белого материала, который солдаты ежевечерне пришивали к воротнику своей формы, дабы шея у них всегда была чистой и не было надобности ее (форму) часто стирать. У молодых солдат «подшива» была фабричной и состояла из двойного прямоугольного кусочка белой ткани, по размерам не превышавшего размера воротника солдатской формы. Каждый вечер они спарывали «подшиву», пришивали свежую, а старую стирали и сушили. У старослужащих «подшива» состояла из большого белого куска простыни, свернутого несколько раз. Кусок ткани сворачивали так, чтобы он совпадал с размерами воротника и затем его пришивали. Чем толще была «подшива», тем лучше она держала форму. С помощью толстой «подшивы» делали воротник-стоечку. Он смотрелся очень красиво. Надо заметить, что я говорю о старой советской форме, в которую одевали солдат в восьмидесятые годы прошлого столетия. Затем форму поменяли и воротники-стоечки остались лишь в воспоминаниях и на фотографиях, запечатлевших те славные, добрые времена.
– Хавать хотите? – неожиданно спросил литовец.
– Да, не откажемся, – ответил Борис. На ужин наши доблестные бойцы не успели и были не прочь чем-нибудь поживиться.
– Проходите, садитесь, – каптерщик широким жестом пригласил к столу, – Серега, Вовчик, уступите пацанам место.
– Вот салаги, не успели приехать, а уже наглеют, – Вовчик снова подмигнул, но теперь, как показалось Борису, уже не кому-то конкретно, а всем, находившимся в комнате. Несмотря на слова, интонация обращения была шутливой, и Борис с Колькой (так звали его товарища), подсели к столу.
– Садитесь, не стесняйтесь, – произнес литовец, открыв ключом небольшой сейф, набитый драгоценностями в виде домашней колбаски, копченой рыбки, консервов, сгущенки, конфет и еще бог знает чего. Надо заметить, что точное содержимое сейфа, кроме самого каптерщика, разумеется, не знал никто. Со всемирно известным литовским гостеприимством он выложил все эти лакомства на стол.
– Эй, Пилис! (это была фамилия литовского гиганта) – вдруг воскликнул черноволосый Серега, не удержавшийся при виде такой вкуснятины. – Ты же сказал, что все закончилось!
– Успокойся, друг мой, – с непередаваемым прибалтийским акцентом и спокойствием, присущим только представителям стран Балтии, ответил Пилис, – я немного, как это говорится, – тут он наморщил лоб, пытаясь подобрать подходящее слово – слукавил! – и широко улыбнулся.
– Ничего себе! – воскликнул Вовчик, – нам, значит, сухие галеты, а этим салагам – колбаску и конфеты!
– Вовчик, да в тебе от удивления поэт проснулся, – усмехнулся Серега. – Ладно, пойдем, пусть пацаны поедят.
Не торопясь, оба сержанта вышли из каптерки.
– Давайте, ешьте, – Пилис приветливо глянул на Бориса и Кольку. – Они неплохие ребята, – он кивнул головой в сторону двери. – А вот о себе такого сказать не могу. Пилис плохой, – заявил он о себе почему-то в третьем лице.
Это заявление было несколько неожиданным и контрастировало с действиями литовца. Поэтому, ребята удивленно на него уставились. Сержант это заметил.
– Вы про это? – он указал рукой на стол. – Это ничего не значит. Это просто традиция. В нашей роте принято хорошо встречать новобранцев, и давать им один-два дня на то, чтобы они могли немного привыкнуть к новому месту. А через день у вас начнется настоящая служба, – многозначительно закончил литовец. – И вы узнаете, какой Пилис на самом деле плохой, – добавил он.
