Словно пытаясь убежать от невыносимых страданий, правой ногой он невольно надавил на педаль газа, и машина помчалась быстрей. Глаза, затуманенные горем и скупыми, непонятно откуда взявшимися мужскими слезами, стали плохо различать дорогу.
– Папа, я хочу пить, – голос, раздавшийся с заднего сиденья, заставил мужчину вернуться на землю. Этот родной детский голосок, принадлежавший младшему сыну, немного остудил разгоряченную голову и прояснил взгляд зелено-карих глаз. Мужчина встрепенулся.
– Сейчас, сынок, – прохрипел он, с огромным трудом проглотив железный ком, стоявший поперек горла.
Сыновья, находившиеся на заднем сиденье автомобиля, напомнили Борису о его отцовских обязанностях. Несмотря на душевные раны, сердечные страдания, он не имел права забыть о своих горячо любимых детях. Если бы не они, то, возможно, Бориса уже не было бы в живых. Если бы не эти маленькие создания, то ему уже не было смысла оставаться на этой грешной земле. Сегодня утром, всего лишь за одно мгновение, весь мир, в котором мужчина жил до этого дня, рухнул. Все ценности, на которых, как ему казалось, держался весь белый свет – любовь, дружба, преданность, – вдруг превратились в пустые, ничего не значащие звуки. Эти звуки, эти слова, с которыми Борис прожил всю свою жизнь, еще совсем недавно значившие для него так много, обратились в прах и развеялись по миру, уносимые горестным ветром измены. Собрав свою волю в кулак, Борис доехал до места назначения и облегченно вздохнул, когда остановился у дома своей мамы и заглушил двигатель.
– Здравствуй, мама, – мужчине стоило огромных усилий улыбнуться и сделать вид, что все в порядке. Он обнял свою старенькую, горячо любимую маму и на миг ему показалось, что клокочущее в груди адское пламя утихло, а боль, разрывающая сердце, отпустила.
Эта худенькая, маленькая женщина прижала к себе младшего сына и слезы радости невольно выкатились из ее выцветших, некогда прекрасных, небесно-голубых глаз. Мозолистые, испещренные морщинами руки гладили его по лицу, волосам, плечам. С любовью, граничащей с заискиванием, она заглядывала Борису в глаза, и не могла поверить своему счастью.
Он не так часто, как ей хотелось бы, приезжал погостить. Поэтому она так обрадовалась его неожиданному приезду. Валентина Сергеевна, так ее звали, с какой-то неистовой нежностью все гладила сына по щекам, глазам, рукам и никак не могла на него насмотреться.
Для нее этот высокий, стройный, крепкий сорокалетний мужчина, у которого самого уже росли двое чудесных мальчишек, по-прежнему оставался ребенком, ее младшим сыночком. Даже если бы Борису было пятьдесят или шестьдесят, то и тогда он остался бы для нее тем маленьким мальчиком, который каждое утро провожал ее на работу, требуя, чтобы она обязательно его поцеловала; тем босоногим мальчишкой, который ежедневно встречал ее с работы, в надежде, что она принесла ему гостинец.
Валентина Сергеевна вспомнила об этих мгновениях, и хотела напомнить о них сыну, но промолчала. Несмотря не внешне спокойный вид, который напустил на себя Борис, материнское сердце подсказало ей, что с сыном что-то не так. Мама Бориса была мудрой женщиной, и решила пока не беспокоить его своими вопросами.
Борис крепче прижал к себе маму и опустил голову на ее старческое плечо. Теплота, любовь и нежность, с какой его встретила мама, на несколько мгновений заставили мужчину забыться и окунуться в мир давно забытого детства.
