Обретение любви - страница 13



для «подогрева» и разговора по душам с глазу на глаз) растянутся не меньше чем на полтора часа. Будет время для разговора с Ольгой, а повод даст Константин. Непременно даст. Не было такого, чтобы он при встрече не сказал Галине чего-то обидного, не подпустил бы со своей вечной улыбочкой какой-нибудь шпильки. Обидеть, поглумиться, а затем упрекнуть в чрезмерной обидчивости и отсутствии чувства юмора – в этом он весь. Сущность такая у человека – гнилая. Чувствует себя хорошо лишь тогда, когда унижает других. Боже мой, это какой же надо было быть дурой, чтобы принимать эту гниль за прямоту, проявление юмора и даже за принципиальность. Столько лет обольщаться! Ха-ха, вспомнить смешно! Принципиальность? Да более беспринципного человека, чем бывший муж, Галина, пожалуй, за всю свою жизнь и не встречала. Принцип подразумевает некие внутренние убеждения, какой-то духовный стержень. А какой может быть стержень у пузыря? Он же пузырь, раздутый мыльный пузырь. Переливается всеми цветами радуги, а ткни – и пшик!

На ловца и зверь бежит. Бывший муж не подвел, дал кучу поводов для разговора о непростой женской доле. С порога упрекнул Ольгу, что она плохо кормит мужа, дескать, очень уж худой. Упрек сопровождался наглядным примером. Константин расстегнул пиджак, встал в профиль и гордо похлопал себя по брюху (только идиот может гордиться ожирением третьей степени). Разумеется, подчеркнул, что при жизни с Галиной он настолько не разъелся, это, мол, «заслуга» новой жены, непревзойденной кулинарки и вообще мастерицы на все руки. За столом, усердно наворачивая все, что приготовила Галина, учил Ольгу, как нужно варить «настоящий борщ». Кто бы учил? Человек, который, кроме глазуньи, ничего приготовить не умеет? Да еще и вставлял то и дело в свои поучения фразочки вроде: «Вы там, в вашей Москве, совсем «обмоскалились»». Галина дважды пробовала вмешаться, но заставить Константина свернуть с избранной темы, все равно что трамвай с рельсов спихнуть – бесполезное занятие. Когда Виктор под «обмоскалились» рассказал про случай с машиной (пятьсот долларов за покраску пришлось выложить, подумать только!), Константин начал декламировать из Шевченко:

Кохайтеся, чорнобривi,
Та не з москалями,
Бо москалi – чужi люде,
Роблять лихо з вами.
Москаль любить жартуючи,
Жартуючи кине;
Пiде в свою Московщину,
А дiвчина гине —
Якби сама, ще б нiчого,
А то й стара мати,
Що привела на свiт божий,
Мусить погибати…

Декламировал нараспев, с выражением (педагог же) и все глазом косил на Ольгу, будто намекал, что это она москаль. Галина, изловчившись, незаметно пнула идиота под столом – заткнись! – но что такому кабану интеллигентный женский пинок? Он спокойно продолжал.

Серце в’яне спiваючи,
Коли знає за що;
Люде серця не побачать,
А скажуть – ледащо!
Кохайтеся ж, чорнобривi,
Та не з москалями,
Бо москалi – чужi люде,
Знущаються вами…[22]

Ольга сидела красная, как свекла. Декламация могла растянуться надолго, поэма-то немаленькая. Чтобы спасти положение, Галина решилась на крайние меры. Встала, взяла со стола блюдо с жарким и елейным голосом (уж Константин-то прекрасно знал, что кроется за этой елейностью) предложила:

– Костю[23], положить тебе еще подливы?

– Нет, спасибо, – ответил бывший муж, оборвав декламацию на полуслове.

Понял, что рука у Галины непременно дрогнет, и горячая подлива окажется не в тарелке, а на брюхе. А то и все блюдо можно опрокинуть как будто случайно. Все равно там мяса уже нет, одна подлива и осталась.