Программа начинается. На её протяжении я не смотрю в твою сторону, чтобы не разволноваться ещё больше. Не смотрю, даже когда говоришь ты. Говоришь, об ответственности общества… И я вспоминаю пиджак и блузку стоимостью в мой месячный доход… О семейных ценностях… И перед глазами у меня – брошенная тобой Шурка и её не рождённый ребёнок. Как тебе удаётся это? Так проникновенно говорить о том, чего не исполняешь сам? Неужели твоя собственная совесть не тревожит тебя в тот миг, когда ты обличаешь повинных в твоих же грехах?
По окончании передачи ты неожиданно нагнал меня у лифта:
– Сима! Ты что, так бы и ушла, не поздоровавшись? Ведь столько лет не виделись!
– Прости, Лёня, я очень спешу. У меня ребёнок болеет.
– У тебя есть ребёнок?
– У меня есть семья.
– Поздравляю!
– Спасибо!
Твой тон неискренен, но ты зачем-то втискиваешься следом за мной в лифт. Парфюм всё-таки тот же. Привычка пересилила понты…
– Если ты торопишься, то позволь подвезти тебя до дома.
– Я далеко живу.
– Мне безразлично – вечер свободен.
Устав после нескольких часов в душной студии, я не горела желанием давиться в метро в самый час-пик. Я рассудила, что у тебя наверняка хорошая машина, не хуже, чем у Григория Максимовича, а, значит, даже в пробке можно сидеть с максимальным комфортом…
Мои ожидания оправдались. Машина моего бывшего патрона оказалась «запорожцем» в сравнении с твоей. Вот, только сидела я в ней, как на иголках…
– А ты изменилась. Совсем не та девочка, которую я фотографировал в Питере…
– Теперь бы не стал?
– Стал бы. И с ещё большим удовольствием. Может, встретимся как-нибудь?
– Не могу. Я же сказала, у меня ребёнок болеет.
– Я очень удивился, увидев тебя сегодня.
– Я тоже.
– И ты тоже рада?
– А что, должна?
– Лично я рад. Скажи, ты давно работаешь в фонде?
Фонд – это безобидно. О фонде я рассказываю охотно и подробно. Ты слушаешь внимательно, задумчиво киваешь, а под конец предлагаешь провести творческий вечер для детей патронируемой нами больницы. Ты сговоришь кое-кого из знакомых, и вы приедете к нам. Не без щедрых подарков, само собой.
Эта идея, естественно, воодушевила меня. Для больных детей, для сирот – такие праздники на вес золота. Известные артисты к ним приедут! Автографы дадут, сфотографируются… А если ещё и с подарками!.. Я согласилась сразу, и мы договорились созвониться в ближайшие дни, чтобы всё обсудить.
Так ты вторично вошёл в мою жизнь, которую я наивно полагала устоявшейся. Я уверена была, что семья, глубочайшее уважение и привязанность к мужу, болезнь сына, по крайней мере, бесповоротно исцелили меня от моей химеры. Но не тут-то было. Стоило тебе появиться, и микроб ожил вновь…
Через неделю устроили детский праздник. Все наши были очень довольны моим столь удачным знакомством. Да и на подарки ты не поскупился. В тот день я хотела остаться дома, но Глеб Григорьевич настоял на моём присутствии:
– Не придёт она! Твой ведь дружок старается! Так что будь добра.
Я изо всех сил старалась держаться подальше от тебя, но не выходило. Ты всё время оказывался рядом.
– Сима, мне кажется, или ты меня избегаешь?
С чего мне было избегать тебя? Стыдно и признаться…
– Тогда садись рядом.
И, вот, за столом мы рядом, и ты что-то рассказываешь с обворожительной улыбкой, очаровывая наших сотрудниц. И, самое главное, смотришь на меня… Глаза и голос… И зачем нужно колдовство, если есть глупое сердце, не умеющее повиноваться разуму?
