Обручье - страница 13

Сьва не успела и вскрикнуть – ОН прыгнул. Смрадная туша весом в бычью смяла девушку, получеловечьи–полумедвежьи лапы рванули рубаху от горла, на две стороны. Задохшаяся под такой тяготой, она не могла… Не могла бы, если б не была охотницей. Не успела вскрикнуть. Не могла шевельнуться. А нож всадила, как и сама не поняла, точно в срединную ямку, под основу шерстистого горла. В утробе твари тяжко чавкнуло, нож выпал, кровь густо хлынула в лицо Сьве. И страшная, разверстая дыра от клинка, каким медведя бьют, сомкнула края и исчезла. Когти чиркнули по голой шее Сьвы, предкам знать почему не распоров напополам. Лопнул шнурок с оберегом, нечисть зарычала, словно камни посыпались, победно вскинулась. Извернувшись, Сьва ухватила болтающийся на когтях оберег, сверкнула медью Берегиня–рожаница. Сжала в кулаке до хруста, ведь помирать сейчас, как в дорогу к предкам – да без оберега? И наугад ткнула кулаком вперёд.

Она пятилась к воде. Зверь, только что катавшийся по песку и ревевший на всю округу, умолк и шёл на неё. Левый глаз пылает, как горн в отцовской кузнице, правый – заплыл, будто стёрли его. Пасть ощерена, синие губы вытянуты в нитку, клыки – куда там вепрю. Волкодлак прыгнул, и Сьва кувыркнулась назад через голову, нырнула рыбкой–карасём вдоль воды. Зверюга сгоряча кинулась следом, влетела передними лапами в приплеснувшую тихую волну. Речка вскипела, от сивой шерсти повалил дым, и оборотень с воем вылетел на берег. Сьва не смотрела, что он там, ей казалось: взгляни ещё раз – и душа замрёт насовсем. Она плыла, плыла, хлебая воду, до ломоты в руках и ногах, лишь бы скорей, лишь бы подальше от бережка. Речные Берегини, оборонившие в страшный миг, и здесь не оставили: мягкие водяные руки подхватили снизу, вытолкнули на быстрину, на серебряной струе вынесли в Мать–реку.

Сьва опомнилась, когда вокруг заходили–закачались крутобокие волны. Они лоснились тусклым ножевым блеском, и Сьва поняла, почему взвыл волкодлак. Смертные у Матери–реки объятия, не подпустит она нечисть… Завертела головой, но правый берег, где осталась тварь, потонул в ночи, и не слышалось оттуда ни звука. Под руку ткнулась плывущая по течению коряга, Сьва ухватилась, перевела дух. Чего ж ей теперь делать? На берег выходить боязно, а ну как волкодлак стережёт, а и тут болтаться негоже. До утра, глядишь, унесёт ещё к самому морю Хазарскому. Звёздный свет сыпался с неба, ночь ещё только–только поворачивалась к рассвету.

Сьва отпихнула корягу и начала выгребать встречь течению, стараясь не терять черневшего берега, не то утащит на самую быстрину. Она гребла изо всех сил, вскидываясь на волнах, раздвигала ставшую неподатливой воду. От бесконечного колыхания у неё скоро зарябило в глазах, плечи отяжелели. Уже не всякий раз Сьва успевала взлетать на гребни, с головой срывалась в ямы между ними, горстями отплёвывая холодную воду. Ей казалось, что она плывёт бесконечно долго, но приметный мысок над овражком, за которым рукой подать до родного селища, все не показывался.

Тугие подводные струи тянули назад, словно арканом, стоило на мгновенье перестать грести, её сносило на несколько саженей. Пробудившийся перед рассветом с полуденной стороны ветер не мог помочь Сьве, только будоражил гладкие бока волн серебряной рябью.

Из последних сил она повернула к берегу, плыть сделалось сразу легче, видно, заветный мысок уже близко и прикрывает от течения. Вывернувший невесть откуда вал ударил в лицо, и Сьва закашлялась, забилась, как рыба в верше. Отплевавшись, смахнула воду с ресниц и краем глаза поймала, углядела, как метнулась в тёмном кустарнике на берегу алая точка. Метнулась и пропала, спряталась. Но Сьва знала, что ей не померещилось. Все тело нестерпимо болело, руки и ноги не слушались, когда она, стиснув зубы, поплыла опять вдоль берега.