«Слава тебе, Боже! – мысленно воскликнула я. – Всё получилось так, как мы мечтали. Нестор жив, я жива, мы в восемнадцатом веке…. Он укротил время, он повернул его вспять. Настоящий гений! Он трудился не покладая рук столько лет, и Господь, наконец, вознаградил его!»
Нестор почувствовал моё смятение и заговорил первым:
– Доброе утро, Юлия Александровна. Как ваше самочувствие?
Мне хотелось плакать и смеяться. Я просто не могла поверить в то, что мы наконец-то сможем быть вместе.
– Доброе утро, Нестор Виссарионович, – наконец, сказала я. – Со мной всё в порядке.
Я говорила, но Нестор словно не слышал меня, не сводя с моих губ своих живых, но неподвижных, горящих как фиолетовые самоцветы глаз.
– Со мной что-то не так? – спросила я, пытаясь выяснить причину его затянувшегося молчания.
– Вы прекрасны яко ангел небесный, – кратко и отрешённо, на выдохе прошептал он, и его глаза вдруг виновато опустились, а щёки неожиданно окрасились умилительным румянцем смущения.
Я едва удержалась от того, чтобы позабыть о жёстких приличиях, вскочить с постели и прижаться к нему. Мне не терпелось услышать, как он дышит и как бьётся его ожившее сердце.
– Да, так и есть, – сказал Нестор и, склонившись к моему уху, перешёл на жаркий соблазнительный шёпот. – Моё сердце навеки ваше, сударыня.
Мне захотелось шепнуть ему ответное признание, но он очень скоро отстранился. Груня, которая стояла прежде поодаль, у окна, внезапно приблизилась к нам, явно желая напомнить, что нас в комнате трое и что нам стоит вести себя скромнее.
– То, что случилось с тобою, – настоящее безумие, Юля, – сказал Нестор. – Но эхо прошлого едва ли могло затихнуть в твоей душе. Неужели тебя никогда не посещали странные воспоминания? Неужели ты не чувствовала, что отличаешься от ровесников? Неужели та эпоха ничуть не докучала тебе? Прислушайся к себе и поразмысли о том, где ты родилась и каково твоё настоящее предназначение.
Нестор был прав. Где-то глубоко-глубоко в моей памяти, за семнадцатью годами жизни в двадцать первом веке, были погребены очень смутные и отрывочные воспоминания о прежней, прервавшейся в конце восемнадцатого столетия жизни. Во времена, когда Нестор, вопреки всем преградам, был рядом со мной. Во времена, которые каким-то чудом вернулись, снова став моей реальностью….
– Я помню какое-то пышное голубое платье, комнату о двух окнах…. В Вяземске у меня не было фарфоровых кукол, но я отчего-то помню их. Ещё я помню маму. Не в халате и стоптанных тапках, а совсем другую. Такую нарядную, утончённую. Иногда строгую. Она бранила меня за то, что я зажигала свечу и читала по ночам. Помню и тебя, но почему-то очень плохо. Быть этого не может! – прошептала я.
Тогда я впервые увидела в его холодных и мудрых, не по возрасту серьёзных глазах простое человеческое счастье. Нестор тихо засмеялся. Моё тело подалось ему навстречу, готовое безропотно раствориться в крепких объятиях. Я с трудом отстранилась и потупила взор, одолеваемая приступом мучительной нежности, которую решила скрыть в присутствии крестьянки.
Груня наблюдала за нами в каком-то странном остолбенении. Её щёки рдели как маковый цвет, а дымчато-серые глаза выражали изумление, волнение, порою даже страх.
– Барышня, да вы бы хоть укрылись! – сорвалось с её губ строгое замечание. – Где же видано это? Князь на вас неодетую смотрит!
– Не бойся, я не причиню барышне вреда, – обернувшись к Груне, убедительно сказал Нестор. – Особенно в присутствии такой надёжной заступницы как ты.
