– Ты забыла? – хлопнув ладонями по коленкам, дед озорно рассмеялся. – Забыла, как тебе лисичка из леса гостинец передавала?
– Чего-о-о? – Тоня решила уже, что пережитые эмоции спровоцировали у дедушки бред, как то далекое воспоминание из детства вынырнуло перед ней и прорисовалось яркими красками, вплоть до запаха и вкуса.
Дедушка с папой часто ходили по грибы и, возвращаясь, заполняли уловом все кастрюли, тазики и ведра. И этот непередаваемый запах грибов и прелых листьев наполнял комнаты и переносил в осень.
Из еды, что бралась с собой, оставался лишь хлеб. Неважно какой, черный, белый или отрубной, но он всегда был помятым и даже раскрошенным и пах колбасой и картошкой.
А еще он пах лесом, путешествиями и приключениями…
И дедушка всегда говорил, что этот хлебушек ей передала лисичка, и маленькая Тоня до последней крошки съедала этот волшебный подарок из леса. Лисичкин хлеб…
– Вижу по глазам, что вспомнила, – протягивая ей горячий сладкий чай в чашке от термоса, дед Захар улыбнулся.
– Вспомнила… – счастливо выдохнула Тоня и набросилась на еду.
Эх, давно она так вкусно не ела. Непонятные запахи, что сводили с ума, исчезли.
Какой же бесподобной свежестью пахнут огурчики; и почему-то сразу вспоминается море…
А картофелина в мундире? Присаливаешь ее крупной солью и в рот вместе с ломтиком колбасы…
Страх постепенно отпускал, и казалось, не было никакой странной деревни, не было замужества…
Но тоска, что то и дело сжимала сердечко, напоминала, все было, милая. Помни и не забывай теперь…
– Все, отдохнули и в путь, – встав, дед стал собирать провизию и скатывать покрывало и тут из рюкзака выпал обрез.
– Дед, это что? – поперхнулась от такого сюрприза Тоня.
– Сама не видишь? Винтовка с обрезанным стволом…
– Ты как ее в самолет пронес?
– Скажешь тоже, – фыркнул дед. – Я эту красавицу здесь уже приобрел.
– На фига? Ты что, стрелять собирался?
– Нет, попугать просто! Если бы я знал, что за чертовщина здесь вытворяется, то еще и серебряной картечи прикупил бы! А то обычная, супротив твоих родственников, это как снежками пошвыряться…
– Может, расскажешь уже, – попросила Тоня. – Про какое кладбище и сосны ты Устинье нес? Или на понт брал?
– Ну-у-у, – почесав за ухом, замялся дед. – Малеха взял, не без этого… А так, видел я, Антонина, и погост непонятный и сосновую рощу с цифрами. Мутные места и как я там оказался, убей не пойму…
– Погоди, так мы сейчас тоже мимо них пойдем?
– Слава богам, нет… Они мне перед самой деревней показались. Показались и исчезли. Знаешь, как одна картинка другую сменила. Шел по дороге, раз, в бору сосновом очутился, пока стоял да гляделки таращил, уже на погосте, а потом на месте погоста деревня разрушенная появилась.
Я уж решил, что от усталости видения посетили.
Но я ощущал эти видения! Я их руками трогал! И сосны с цифрами, и могильные камни с изображениями умерших. И изображения эти совсем не фотографии…
А как бы выразиться понятнее… Лики мертвых как из-под камня выступают. Или сквозь камень…
Чтобы понять, это видеть нужно. И избы ворыгинские… От них же только стены перекошенные остались… Все сгнило и развалилось.
Пока размышлял, туман все затянул, а когда развеялся, смотрю, избы-то целехонькие стоят.
Целехонькие, но пустые. Клянусь, в каждый дом зашел. Заброшенно все, будто и не живут здесь давно.
Вот же думаю; куда занесло, где нужную деревню искать, пес его знает. Тут опять туман закурился и слышу шаги вроде навстречу, и через минуту ты посреди дороги нарисовалась…
