Так они сидят и разговаривают. Весело разговаривают и пьют чай. Молодцев ласкает кур Катерины, как собак. Кажется, что вся обстановка смеется вместе с ними и вместе с ними пьет чай.
На стене товарищ Калинин улыбается веселой улыбкой Михаила Ивановича. Перья точно не пишут, а поют. Бумага смеется чернилами.
Но вот вся обстановка – и люди, и вещи – меняется. Никто не смеется, и все принимают деловой, строгий вид, но отнюдь не бюрократический. В комнату входит кулак. Он входит тихо, согнутыми шагами, немного испуганными шагами с полунасмешливой улыбкой на полуиспуганном лице, держа подобострастную шапку в руке, готовый ко всему, умеющий погладить и ударить. Вот кулак свирепеет. Он меняет выражение лица, как меняют рубаху, с подобострастного на нахальное, и вот он уже не идет, он топает и кричит, он машет руками и кричит, он машет руками, точно хочет полетать, и вот всем кажется, что он летит. Он летит ногами по земле, как петух, весь взъерошенный и нахохленный, как петух, приготовившийся к драке.
– Я Петухов! – кричит он, хотя все знают, что он Петухов.
– Но вы не петух, – говорит ему Молодцев, – зачем же вы так кричите и машете крыльями? Не махайте руками.
– Буду, – кричит кулак, – махать руками. – Он машет руками. – Потому что нет такого распоряжения, чтобы вешать мое изображение в огороде.
– Нет такого распоряжения, – подтверждает товарищ Молодцев.
– Раз нет, – кричит кулак, – так сию минуту снимите!
– Но снимать тоже нет распоряжения, – говорит, улыбаясь, товарищ Молодцев, – нет распоряжения, чтобы снимать.
– Как нет распоряжения? А вешать есть распоряжение?
– Ни вешать, ни снимать.
– Тогда я сам сниму, – говорит кулак.
– Если сумеете, – говорит товарищ Молодцев, – но вы не сумеете.
И кулак уходит, размахивая руками.
В это время входят Коньков и Чашкин. Они посмеиваются: встретили кулака. И уводят Катерину и ее мужа осматривать достижения. И Молодцев, довольный, ходит по комнате.
– Вот мы и обзавелись женщиной, – говорит он, – дайте срок – придут и остальные. Им будет легче прийти, благо их мужья, отцы, братья и сыновья здесь. А этой пришлось вести мужа чуть ли не на аркане. Видели, как он перетрусил Петухова, не знал, куда спрятаться. Боится. Батрак и хозяин…
А Катерина осматривает достижения. Но они прячутся за спины недостатков. Недостатки, как кулаки, всегда выпирают вперед. Особенно когда работу осматривает женщина. Женщина всегда вперед видит недостатки. И Катерина осматривает те отрасли хозяйства, которые ближе к ней. Они были самыми слабыми отраслями. Курицы и петухи, опустив головы и хвосты, грязные курицы и петухи ходили по двору. Не было женщин следить за ними. И потому за ними следили мужчины. Сад походил на огород, и даже огород с большой «О», гордость мужчин, был огородом недостатков. Она сорвала редьку. И редька не походила на редьку, черт знает на что. Она пошла на кухню и попробовала суп. И что же, суп не походил на суп, хотя туда было положено все, что требовалось для супа: масло, овощи, крупа. Это было масло, овощи, крупа, а не суп, механическая смесь, ничего общего не имеющая с супом. Она попробовала второе и пришла к выводу, что второе не лучше ли вылить свиньям. В нем было все, что нужно для второго: мясо, картофель, масло. Но мясо было недожарено, картофель пережарен, а масло сгорело. И во всем виноваты одни руки, эти мужские руки, эти неопытные руки, руки, которые не в состоянии сварить обед.
