Общее учение о государстве - страница 97

В действительности, однако, только правопорядок – как бы он ни был несовершенен в конкретном случае, не по заслугам возвышая одних в ущерб другим, благоприятствуя сильному и уделяя лишь скудную защиту слабому, – и гарантирует возможность жизни в обществе. При совершенном отсутствии его естественные отношения силы проявлялись бы в таких формах, которых не мог бы допустить и самый несправедливый правопорядок[276]. Едва ли есть истина более несомненная, чем та, что необходимым следствием отсутствия государства и права явилось бы bellum omnium contra omnes. Но в такой всеобщей войне фактически тотчас же возникли бы отношения силы и зависимости. Об этом свидетельствуют периоды наименее совершенной правовой защиты, столь частые в средние века, в особенности во время междуцарствия. Никакая сила в мире не может уничтожить различия между сильным и слабым, эгоистом и альтруистом, благожелательным и порочным, и не может поэтому подлежать сомнению, за каким из этих типов будет оставаться победа в обществе, не признающем права и бесправном.

К этому присоединяется еще, что всякая уверенность в будущем – это необходимое условие социальной деятельности – возможна только на основе права. Предусмотреть хотя бы с некоторой степенью достоверности влияние эгоистических или альтруистических мотивов на других индивидов невозможно вследствие бесконечного разнообразия индивидов в этическом отношении, не замечаемого только доктринерами. Только право и гарантирующая его господствующая власть могут сузить это разнообразие так, что является возможность с некоторой точностью предвидеть в сношениях с другими людьми социальный характер их действий. Провозглашенное естественным правом первоначальное равенство людей в действительности осуществляется лишь в правовом общении в том направлении, что всякий может допустить, что и другой, в такой же мере как он сам, подчинен правовой норме и правовому принуждению. Кто не живет, таким образом, верою в то, что слепо действующие инстинкты или всеобщее моральное совершенство лучше гарантировали бы совместную жизнь людей, чем право, должен признать необходимость права. Животное или Бог – эта старая аристотелевская альтернатива во все времена применима к существу, которое по своей природе было бы чуждо государству.

Вопрос об основе государства существенно совпадает, таким образом, с вопросом об основе права[277]. На этот старый и вечно новый вопрос был дан верный ответ уже несколько тысячелетий тому назад. Не найдено еще лучшего решения проблемы, чем данное ей Аристотелем в том месте его «Политики», где он с никем не превзойденной глубиною выяснил природу человека: «Подобно тому как человек, находя свое завершение в государстве, является лучшим из всех созданий, он, будучи оторван от закона и права, превращается в самое худшее из них. Всего опаснее вооруженное бесправие. Человек от природы вооружен способностью быть разумным и добродетельным, но легко может пользоваться этими данными и в противоположном направлении; и поэтому человек без добродетели – самое дикое и нечестивое создание, худшее, чем все другие, в его пороках и невоздержанности. Справедливость же (противоположность этому опасному бесправию) связана с государством; ибо право есть не что иное, как порядок государственного общения, и свои определения оно создает в соответствии с понятием справедливого»