– Эй. – Варя ласково потрепала Сару по плечу. – Не хочешь переодеться в пижаму?
– Ме та намана, – пробормотала она.
Варя укрыла ее пледом и прислушалась к себе. После прогулки на свежем воздухе ей совершенно не хотелось спать. А вот кофе хотелось – очень.
В кухне нашлась капельная кофеварка и полупустой пакет с молотыми зернами. Пришлось гуглить, как готовить американо. Машинка громко шумела, но Варя не боялась разбудить сестру – она всегда спала как убитая.
Потягивая кофе, Варя оглядывала кухню. Сара и тут постаралась. Со всех сторон пустыми глазницами пялились хеллоуинские тыквы. Под холодильником виднелась наклейка, изображающая лужу крови. А прямо из паркета торчала серая надгробная плита с надписью RIP. В другой раз декорации повеселили бы Варю, но сейчас вызывали унылое раздражение. Ей предстояло сделать кое-что важное и непростое, от чего внутри словно скребли вилкой по тарелке.
Вдохнув горький кофейный аромат, Варя взяла телефон. Если она не ответит на сообщения о смерти Юры, все подумают, что ей все равно. Палец, занесенный над смартфоном, дрогнул, а губы скривились. Сам Юра не оценил бы такую мотивацию: мало ли кто и что подумает. Однажды в споре он заявил, что Варя слишком печется о чужом мнении, хотя тварь должна была научить ее плевать на всех с высокой колокольни. Варя тогда свела разговор к шутке, хотя самой себе призналась – Юра прав. Но тварь научила ее совершенно другому: по возможности не доставлять неудобств. «Быть хорошей девочкой для всех», как пела принцесса Эльза в известном мультике.
Варя механически набрала несколько сообщений бывшим одногруппницам: старосте Наде, активистке Вике и эмпатичной Лане. Мысленно удивилась, что не нашла сообщение от Жени Селющенко – та с первого дня учебы пожирала Юру глазами и всегда держалась поблизости, на случай, если Варя ему надоест. Почему он так и не предложил Жене встречаться, а решил снова сойтись с бывшей, теперь уже не узнать.
Стоило, конечно, начать с Юриной мамы, но нужные слова не подворачивались. Все соболезнования, что лезли в голову, казались пустыми и пошлыми, точно открытки в ватсапе. А еще Варю обуревало желание узнать, что именно случилось с Юрой, как он умер, но спрашивать об этом было бестактно.
Пока она сжимала мобильный, придумывая подходящие фразы, в стертой переписке с Андреем появились два слова:
«Как ты?»
Сердце забилось сильнее и громче. Обвинить бы в этом кофе, а не собственную глупость, но Варя старалась не увлекаться самообманом. Она слишком долго собиралась с мыслями, чтобы ответить, и Андрей продолжил:
«Слышал о Юре. Мне очень жаль».
«Как быстро разносятся новости».
«Только плохие. Хорошие ползут, как улитки, и не всегда добираются».
«Есть такое».
«А теперь ответишь, как ты?»
«Мне грустно, но несильно. Наверное, должно быть по-другому».
«Почему? Каждый переживает как может. Нет хорошей или плохой грусти».
«Плохой, может, и нет. Есть неполноценная».
В памяти мелькнуло недавнее: они с Сарой сидят на дереве висельника, уплетают карамельный попкорн и смеются. Разве так ведут себя люди, потерявшие кого-то? Не чужого, не постороннего.
«Черт, Варя, – обратилась она к себе – он был первым, с кем ты занималась сексом, первым, с кем просыпалась в одной постели, и первым, кому доверила свою тайну. Все это имело какое-то значение, почему же тебе недостаточно грустно? Как ни оправдывайся, что прогнала печаль ради сестры, не сработает. Сама-то знаешь: стакан твоего горя наполовину пуст».
