Общество мертвых и исключительных - страница 8

– Черт тебя дери, Ноа, – выругалась Соль. – Ты знаешь, что нам нельзя пользоваться способностями без разрешения.

– Когда я был в облике твоего любимого корейского айдола, с которого ты жадно срывала одежду в кабинете математики, правила заботили тебе меньше всего.

Эбель повернулась к Соль, а та замахала руками, будто отнекивалась от проведенной с Ноа ночи, и, покраснев, опустила взгляд.

– Мое предложение в силе, крошки, – добавил Ноа уже перед поворотом в конце коридора. – Если захотите скинуть с себя безвкусные тряпки, то вы знаете, где меня искать!

И он наконец покинул большой зал, оставив после себя эхо чужого низкого голоса.

– Он принимает облик других людей? – спросила ошарашенная Эбель.

– Ага, – ответила Соль со скукой в голосе и, взяв со скамейки сумку, направилась в противоположную от Ноа сторону.

– Стой! Погоди! – Эбель догнала ее. – Он типа… может и Бараком Обамой стать? и женщиной? и собакой? вообще кем угодно?

– И Хенджином из Stray Kids[2], да.

– Вау!

Соль остановилась между столами и резко выдохнула.

– В академии нельзя пользоваться исключительностью, – пояснила она. – Поэтому молчи о том, что видела. Меня хоть Ноа и бесит, но мы тут «один за всех и все за одного». Не подставляемся и не подставляем других.

– Я успела заметить, как вы близки.

Кажется, все это время лики святых с витражей осуждающе смотрели на студенток академии и, проводив их в трапезную, облегченно выдохнули, громко закрыв сквозняком деревянную дверь.

Наконец тревога покинула Эбель, а запах сырости и плесени, витающий в главном зале, сменился ароматом яичницы и кофе.

Cоль ненавидела запах кофе. Ужасный, напоминающий землю, он обволакивал всю столовую. Заходя сюда, она будто попадала в общественный туалет одного из баров Итэвона[3]. А именно в тот, где последний раз пряталась от родителей и, напившись с бывшим другом, блевала весь вечер в одной из кабинок. Бармен потом всю ночь отпаивал ее кофе. После этого в рот Соль не попадало ни капли алкоголя и кофе.

Но академии Соль была готова простить что угодно. И флешбэки, и экскурсии для новичков, и даже утренние пробежки от кладбища до озера с мистером Чампи. Преподаватель спортивной подготовки особенно любил факультет Соль. Чего она не могла сказать о нем и его занятиях.

– Миленько, – с ноткой отвращения в голосе протянула Эбель.

Она осматривала почти опустевшие лотки с едой. Ее взгляд задержался на заветренной фасоли в томатном соусе, которая привлекла и Соль, вновь напомнив о том злосчастном неоновом туалете.

– Ты ждала яйца пашот и тосты с авокадо? – Соль протянула Эбель поднос. – Скажи спасибо, что нас кормят не хлебом с водой. Мы все-таки в бывшем храме. Тут одна печь для просфоры и одна кастрюля для вина. Наши повара стараются как могут.

– Спасибо, – безнадежно выдохнула Эбель, так и не взяв поднос.

Осматривая высокие потолки и остроконечные длинные окна, она ушла к столам и села за ближайший из них.

– Фасоль, ветчина, жареные яйца и овсянка на воде. На завтрак большего не жди.

Вид Эбель испортил Соль аппетит. Уставившись на стену, где красовалась обшарпанная копия «Тайной вечери», она нервно дергала ногой и кусала губу. Как бы она ни пыталась скрыть отвращение, все было написано на лице. Да и тело предательски выдавало ее. Эбель согнулась, будто Горбун из Нотр-Дама, и, опершись на стол, ковыряла ногтем дырку в досках. Может, в прошлой жизни она была Квазимодо, а сейчас атмосфера готического собора возродила в ней былые привычки звонаря? Жаль, что в храме давно сняли колокола.