Обвинение и оправдание - страница 2

Зачем я это сделал? Я повиновался влечению, которое сформировалось у меня посредством игр во дворе и разговоров с другими ребятами. Я не раз слышал пересказы, как кто-то из моих друзей или знакомых совершал мелкую кражу и какое это было событие: смех, удовольствие и ликование. Совершенно бессознательно я сделал то, к чему даже не готовился и о чем не помышлял до момента моего понимания, что ситуация в кафетерии именно та, о которой я уже слышал не раз, и что ею непременно надо воспользоваться. Воспользоваться, чтобы испытать неизведанное чувство.

Повторюсь, я не планировал этого, и даже более того, этот пирожок мне нафиг не был нужен. Мой отец был инженером в нефтехимической промышленности, партийный. Мать работала в бухгалтерии того же крупного предприятия. Мы (мои родители, мой старший брат и я) проживали в четырехкомнатной квартире. Мы не были богаты, наверное, потому что в те годы понятие «богатый» отсутствовало. Правда, были обеспечены. Наш холодильник был полон всегда. В серванте обычно стояло несколько бутылок различного коньяка, водки, вина или ликера. Хрустальная ваза как правило была полна шоколадными конфетами, из которых иногда торчали плитки дорогого шоколада.

Мои друзья, помню, удивлялись, зачем это такое и столько, если мой батя не пьет. Они жадно поедали те шоколадные конфеты и удивлялись, почему я их не хочу. Мне нравились шоколадные конфеты только выборочно, а предпочтение я отдавал домашнему варенью. Им тоже, различных сортов, всегда заполнялись хрустальные вазочки, которые выставлялись на стол из холодильника во время чаепития, то есть после приема пищи. Тогда я уже знал, что сладкое употребляют не до еды, а после.

Как я помню, мои родители не получали очень высокие зарплаты. Дело было скорее в том, что, наученные жизнью, они стали практичны. Детьми они пережили голодные годы Второй мировой войны и из этого вынесли огромный опыт и понимание жизни. Отец избегал рассказывать о тех годах, наверное, потому что чувство голода непереводимо в звуки – это чувство. Но мать, бывало, рассказывала мне: что, как и почему приходилось употреблять в пищу и какие средства использовались для отопления. Слушать это было и интересно и неприятно. Несмотря на то что мать рассказывала в основном неэмоционально, а выделяла эпизоды с деталями, ко мне подкрадывались жалость и уважение к пережитому ими. После рассказов матери я искал подтверждения у отца, спрашивая его: «Правда, что…?» или «А у вас тоже…?», – отец в основном отвечал подтверждениями, но раз, как будто расчувствовавшись из-за своих воспоминаний, сделал дополнения и даже рассказал, что ему не просто нравилось, а он любил поедать некий продукт, который продуктом не считается и приготовление которого мне описывать стыдно.

Неважно, во что и как дорого я одет. Важно, чтобы я был вымыт сам, чист и опрятен. Ноги должны быть в тепле, голова – в холоде. Желудок – в сытости. Мне были предоставлены правила гигиены, питания и обращения с деньгами. Я знал, как надо вести себя, если я потерялся, если оказался вдали от дома и проголодался, кому мог доверять.

В тот день я вышел из кафетерия не оглядываясь. Пересек дорогу, дошел до арки длиннющего девятиэтажного дома, на первом и втором этажах которого располагались различные магазины, кафе и рестораны, и только после этого повернулся и посмотрел на широкие, зашторенные светлыми тюлями, окна кафетерия. Все было спокойно. Погони не было.