Почти для каждого его собственное время – гораздо лучше иного.
Почти для всех, кроме меня.
Я не знаю, как это получилось, но разрушение души охватило меня, спаси Фрейя с золотым ожерельем, еще в юности. Не помню, пятнадцать лет, шестнадцать? По местным меркам это возраст зрелости, это мужской возраст, но я тогда жил у себя дома. Обычный подросток: гимназия, книги, кино, но где-то внутри зрел нарыв. Я слишком любил боль. Слишком любил страдание. Будь это направлено на меня, стал бы завсегдатаем клубов или завел себе отдельную госпожу, но нет!
Меня притягивали чужие мучения. Началось все со смерти отца, но я не стану писать об этом даже здесь. Особенно здесь. Он заслуживает памяти, но не такой. Хотя и Машина моя… Мне кажется, ее идея родилась в один день, тоже из-за гибели папы.
С него все началось, но не им закончится.
Я больше никогда не был слабым, я стал сильным.
Первой была девчонка из параллельного класса, ее звали Надежда. Мне стыдно признаться, я бы не смог этого сделать раньше, но пергамент все стерпит, а чертоги Одина примут меня как есть – я убил ее. Никто не сможет найти тела, никогда, я не стану рассказывать, как прятал его. Это не имеет значения.
Я знал ее с детства, но и это не имеет значения.
Она плакала. О, как она плакала! Это самое яркое воспоминание моей жизни, хотя позже были и другие чужие слезы, другая кровь. Всего этого было в избытке, здесь с этим проще.
Она умирала долго. Очень долго. Я нашел в библиотеке учебник по хирургии, я научился выпускать кровь медленно, чтобы агония длилась и длилась днями. На ночь я уходил домой, оставляя Надежду умирать, а утром возвращался обратно, не в силах остановиться. Я надрезал ее кожу. Я слизывал эти соленые капли и смеялся, пока она плачет.
Потом она умерла. Но я почувствовал вкус добычи, меня было не остановить больше. Единственное, что я смог – не спешить. Одна жертва раз в полгода – ни больше, ни меньше. И, конечно, я не называл их жертвами, это были мои Избранницы! Все двадцать две, я помню каждую из них, я люблю их до сих пор. Все они разные, всем им достанется часть моей вечной памяти в чертогах воинов.
Они будут приходить ко мне и там.
Плакать и умирать.
Мысли путаются, но я допишу. Я все допишу.
Конечно, я поступил без вопросов и успешно закончил электротехнический институт. Учеба открыла мне высоты электричества, которым я был увлечен с детства. Вы все – жалкие слепые твари, недостойные даже считаться людьми, раз не постигли его тайны. Электричество может все! Оно гениально и вечно!
Я придумал и создал свою калитку в лучшие времена, только я. Значит, и я гениален, но, к сожалению, не вечен. У меня было много жен. У меня было много детей. У меня – здесь! – были еще десятки Избранниц, но в них уже не было той свежести, той новизны и любви, как там, на родине. Но они были, и я чувствую, что жизнь моя прожита не зря.
Жаль, что я не могу оставить старшему сыну тайны электричества – он темное необразованное быдло, хватит с него и короны.
Жаль, что я, великий конунг Ингвар Жестокий, не могу дотянуться до новых живых Избранниц, мне будет не хватать их боли там, за гранью.
Мне никого не жалко, но многого жаль.
Даже своего настоящего имени, которое не называл никому уже многие годы – слишком непривычно оно здесь звучит. Здесь все проще, но здесь все по-другому. В этом и счастье, и горе. Рука немеет, знахарь сказал, что это предвестник смерти. Я уже вижу вас, вороны Одина, идите ко мне!
