Ребята ушли искать свидетелей и злополучный нож. «Найдут ли?» – думал Дорохов. Он пододвинул к себе два объемистых тома, на обложке первого было крупно выведено: «Кража из промтоварного магазина». Листая документы, наткнулся на список: «Посещающие беседку в сквере». Возле каждой фамилии был указан возраст, место жительства и кое-какие сведения. Об одних говорилось, что они играют в карты, другие постоянно пьянствуют, третьи хулиганят и дерутся. Дорохов стал внимательно изучать фамилии. Пятым в списке оказался Степан Ручкин, двадцати шести лет, техник механического цеха, злоупотребляющий спиртными напитками и любитель картежных игр. Четырнадцатым по счету в списке был Сергей Славин, о котором говорилось, что он угощает подростков водкой, играет на деньги в карты и пользуется авторитетом. Одним из последних оказался Ершов.
Полковник набрал номер телефона дежурного по городскому отделу.
– Говорит Дорохов. Где капитан Киселев? Ушел с дружинниками? А Рогов тоже?.. Тогда будьте добры, доставьте ко мне осужденного за мелкое хулиганство Ершова.
Ершов независимо осмотрел кабинет, стрельнул глазами в Дорохова и небрежно уселся на стуле, всем своим видом показывая: «Спрашивайте – я готов отвечать». Александр Дмитриевич в свою очередь, не скрывая любопытства, смотрел на парня. «Парень как парень, – размышлял полковник, – неплохо одет, глаза живые, с хитринкой, видно, привык быстро схватывать обстановку. Но откуда такая самоуверенность? Ага! Вошел в роль “трудного”, привык, что все с ним нянчатся, все опекают, даже целая дружина. А вот интересно, какие у них отношения с бригадиром – Плетневым? Боюсь, прав Рогов: однажды этот самый тяжеловес не вытерпел и намял бока своему подшефному. Вполне возможно. А что, если я вначале ему немножко подыграю?» Дорохов достал протокол допроса, повертел его в руках и протянул Ершову:
– Это ваши показания?
Парень взглянул на свою подпись и, облокотившись на стол, небрежно ответил:
– Мои. Я давно собирался написать куда следует о безобразиях дружинников. Обнаглели они, гражданин полковник.
«Ага, все-таки “гражданин”, – мысленно отметил Дорохов, – и чин мой знает. Кто же тебя просветил? Киселев или старшина, что ко мне доставил? Значит, знаешь, что привели на допрос к полковнику, который в три раза старше тебя, и все-таки решил нахальничать? Ладно. Я с тобой буду предельно вежлив».
– Скажите, пожалуйста, Ершов, а кто из дружинников особенно безобразничает? О Лаврове вы рассказали, а как другие?
Ершов, прежде чем отвечать, поудобнее уселся, достал из кармана сигареты, спросил разрешения закурить, затянулся.
– Все они одинаковые. Я писал про Лаврова. Надо бы еще вам разобраться с другими, они тоже не лучше. Как чуть что не по них, сейчас с кулаками. Они всем нашим ребятам проходу не дают. Вот спросите у Воронина, он вам то же скажет.
Ершов продолжал говорить, а Дорохов думал, что просто необходимо преподать урок этому паршивцу, чтобы раз и навсегда понял, что наглость не может быть безнаказанной.
Он озабоченно взглянул на часы, было около восьми часов вечера, и извиняющимся тоном обратился к Ершову:
– К сожалению, нашу интересную беседу я должен на некоторое время прервать, но если вы не возражаете, то мы ее вскоре продолжим. Я прикажу, и вас отведут к дежурному.
– Уж лучше в камеру, гражданин полковник, там как раз сейчас ужин.
– Хорошо, – согласился Дорохов.
