Обыкновенная жизнь. Роман - страница 16
Выехали они в семь часов утра, чтобы на месте оказаться не позже девяти. В пути не разговаривали. Председатель больше смотрел по сторонам, вдыхая воздух, пропитанный настоем трав, наслаждаясь мягким прикосновением ласкового ветерка, наблюдая, как исчезает, истаивая луна, а солнце всё выше поднимается, охватывая тёплыми лучами-руками землю во всю зелёную июньскую ширь. Цвикали, тенькали и заливались невидимые птицы. «Хорошо-то как!» – крутилось у него в голове, и ни о чём не хотелось ни говорить, ни думать. Может, и на Степана природа так же подействовала, а, может, он ждал, не начнёт ли сам председатель интересующий его разговор.
В управлении задержались на два часа. На совещании речь шла о подготовке кадров трактористов и получении первых отечественных тракторов, которые в колхозах будут вот-вот. (Вот-вот для их деревни произойдёт года через полтора-два). Надо было доложить, как организованы занятия. В большинстве хозяйств уже началась учёба с небольшими группами, в его колхозе – это всего пятеро молодых людей. Приезжий специалист знакомит их с трактором теоретически, по плакатам. Семёну Кузьмичу была абсолютно понятна эта линия партии: механизацию он считал силой, которая поднимет и деревню, и всю страну с колен. Он и сам посещал эти занятия.
А на парткоме рассматривали привычный, дежурный и сложный вопрос охвата крестьян коллективизацией и раскулачиванием. Это обсуждали долго и бурно, озвучивали проблемы и жалобы с мест. В заключение, как всегда, дали подробную информацию о текущем политическом моменте и поставили конкретные, «идейно выверенные задачи». Сегодня велено выделить на строительство кирпичного завода людей, владеющих навыками кладки. Рекомендовано «сплавить тех, кто палки в колёса вставляет», мешает коллективизации вредными разговорами – антиагитацией отворачивает и будоражит массы. «Кого же мне туда выделить? Никого бы не дал. И так хозяйству рук не хватает. Но исполнение не подлежит обсуждению. Хотя… можно бы пока не трогать слабые хозяйства. Всего-то сутки на обдумывание дали. Через день доложить», – вот о чём размышлял Семён Кузьмич, пеняя высокому начальству за то, что местных трудностей не учитывает.
Обратная дорога неожиданно принесла решение. Не выдержав неизвестности, конюх тонко повернул разговор на Калачёва. Когда ни разу не напоенный за целый день по его нерадению конь стал привередничать, завидев озерцо, Степан, грубо дёргая вожжи, прикрикнул:
– Весь в хозяина. Ничего… поправим. И кнутом оттянул хорошенько Карьку, который уяснив, что бежит домой, пошёл ровной рысью. Конюх повернулся к председателю:
– А? – протянул с вопросительной интонации, – Семён Кузьмич, говорю – конь в хозяина! В Никитку! Запалючий не только на меня напал вчерась, а какой анекдот про колхоз придумал – сочинитель. Вечером в мои ухи долетело.
– Что за анекдот?
Степан рассказал подхваченную народом байку Никиты о пресловутом хомуте. – Вишь, на что намекает, дескать, в колхозе быстрее ноги протянешь и на том свете окажешься. А как главный момент осветил болтун, когда вас избрали в председатели! – с преувеличенным возмущением старается конюх, – Лично мне трактовал, что «этот питерский не зря Зубовым зовётся: нас, Калачей, не съест, так покусает». Конюх, слегка повернувшись к начальнику, с удовлетворением, поймал, как пасмурная тень пробежала по его лицу.