Мы не знали толком ничего. Глубина более полутора километров и чудовищное давление в 168,5 атмосфер не позволяли даже нормально осмотреть АПЛ, чтобы оценить хотя бы ее внешние повреждения, составить предварительное мнение о масштабах разрушений и составить план действий. Было непонятно, можно ли поднять «Комсомолец», а если «да», то что с ним делать дальше? Захоронить? Но как, и главное, где? На сколько лет? Безопасно ли состояние реактора? Боеголовок? Не спровоцирует ли попытка подъема АПЛ еще большие неприятности? У всех на памяти были события 1986 года. Катастрофа в Чернобыле. Что будет на этот раз? Вопросы, вопросы, вопросы… Ответов не знал никто. Аналогов подобной катастрофы не было. До этого момента АПЛ тонули в открытых океанских просторах, на больших глубинах, вдали от рыбопромысловых районов, не говоря уже о зонах экономической ответственности сопредельных государств. Откровенно говоря, я ни секунды не сомневаюсь, что утони «Комсомолец» миль на пять мористее, за пределами 200-мильной экономической зоны Норвегии, тогдашнее руководство России и не подумало бы что-либо предпринимать. О последствиях такого шага даже думать не хочется. Это была бы крупнейшая техногенная катастрофа в мире со дня его сотворения…
Но вернемся в 1992 год. Предварительный осмотр «Комсомольца», выполненный сразу после его гибели в 1989 году глубоководными аппаратами ВМФ, показал, что АПЛ лежит на ровный киль с незначительным креном и дифферентом, внешних серьезных разрушений зафиксировано не было, что дало основания надеяться на возможный подъем лодки в обозримом будущем. К 1992 году по косвенным признакам и в результате тщательного анализа собранных данных стало ясно, что дела обстоят не столь блестяще и прочный корпус субмарины, скорее всего, сильно поврежден. Для тщательного осмотра АПЛ были привлечены глубоководные аппараты «Мир-1» и «Мир-2» с предельной глубиной погружения 6000 метров, базирующиеся на НИС РАН «Академик Келдыш». До выхода в море оставалось не так уж много времени, но его катастрофически не хватало. Руководство КОПРОНа решило работать параллельно над несколькими вариантами выхода из положения – от подъема АПЛ, извлечения реактора и боеголовок, сооружения над ней саркофага по типу чернобыльского и до захоронения ее непосредственно на месте. Одновременно в работе постоянно находилось по три-пять проектов. Наши сотрудники перешли на «военное положение». За деятельностью КОПРОНа наблюдали во всем мире. Мы получали огромное количество писем. С поддержкой, предложениями, деловыми и не очень, с плохо скрытым злорадством, с прямыми оскорблениями и угрозами… В сложившейся ситуации мы старались не упустить любую мало-мальски интересную мысль, поэтому тщательно «просеивали» всю поступающую корреспонденцию в надежде найти что-либо стоящее. Развеселил некий тракторист, вполне искренне недоумевающий, какие у нас проблемы с подъемом АПЛ? При этом он ссылался на собственный опыт, вспоминая, как утопив «по пьяне» в колхозном пруду свой трактор, он при помощи пустой бочки, троса и второго трактора вытащил свое «орудие производства» на свет божий. Предлагал помочь решить нашу проблему… Были вполне серьезные предложения. Одно из них привлекло внимание. Послание было от некоего научно-исследовательского предприятия с гордым именем «Эврика». На красивом бланке предлагалась помощь в решении наших проблем на «высочайшем научном и техническом уровне», суть которой предлагалось объяснить при личной встрече. Подпись гласила: генеральный директор НИП «Эврика», полковник КГБ СССР в отставке Курчатов Александр Иванович. Письмо было написано безукоризненным бюрократическим языком и производило впечатление серьезного документа. Несмотря на страшный дефицит времени, я решил встретиться с автором сего послания. В назначенный срок секретарь доложила о прибытии Александра Ивановича. В кабинет вошел бодрый мужчина чуть за 60, четко, по-военному доложил свои данные. Разговор с самого начала принял деловой оборот.
