Обжигающие вёрсты. Том 2. Роман-биография в двух томах - страница 18



», отправят в наборный цех типографии, чтобы завтра очутился у читателей.

Когда Владимир отложил в сторону ручку, отодвинул в мою сторону рукопись и поднял на меня глаза, то, скорее всего, увидел унылое и обреченное лицо стажера.

– Ну, старик, что могу сказать? Фактура – отличная и копнул глубоко. Но этого мало. Надо, короче говоря, тебе поработать еще над корреспонденцией, особенно над отмеченными мною местами. – Уныло кивнул. – Подумай пока… Я тут сбегаю по срочному делу. Вернусь, и предметно поговорим, обсудим каждое мое замечание. Идет?

Снова кивнул, ибо выбора у меня не было. Зачем приехал? Учиться. Вот и…

Денисов убежал. А я, спросив у Шарапова разрешения, сел за пишущую машинку, решив, обдумывая и устраняя огрехи, заново отпечатать материал. Как-никак, полагал, грязи на страницах будет меньше.

Куратор вернулся только после обеда. К его приходу у него на столе лежал обновленный вариант корреспонденции. Снова прочитал. Покрутил головой.

– Оперативно работаешь, старик, и плодотворно. – Мне показалось, что куратор иронизирует. – Хотя и не говорил тебе ничего, но ты уловил суть замечаний и сам устранил. Но, вижу, не все? Не согласен? – Кивнул. – Что ж, пойдем по порядку и откроем дискуссию. Построим работу так: излагаю смысл отвергнутого тобою замечания, ты – парируешь, стараешься переубедить. Если твои аргументы окажутся весомее моих, то свое замечание сниму. Согласен?

И началась между нами жаркая дискуссия. Совсем не собирался без боя отступать перед куратором, который (с точки зрения журналистского мастерства) на три головы выше меня. Спор закончился с равным счетом. Ничья: половину замечаний куратор снял, следовательно, мне удалось его убедить в своей правоте; с другой половиной мне пришлось смириться, поскольку весомых аргументов в защиту своей позиции не смог привести и ничего другого у меня не оставалось, как согласиться с куратором. Вечером, уходя домой, куратор мимоходом проворчал:

– Какой принципиальный стажер мне достался: бился до конца.

Впервые за весь день улыбнулся.

– Скорее, вредный, чем принципиальный. – Ответил и рассмеялся.

Уже в дверях Денисов хмыкнул.

– Всем бы твою вредность.

Куратор ушел. А я остался. Решил сейчас же поработать над оставшимися замечаниями и в третий раз перепечатать на машинке весь текст, чтобы утром следующего дня у него на столе была окончательно доработанная корреспонденция, чтобы не было и следа нашего отчаянного сегодняшнего спора.

Вторник. Утро. Половина девятого. В отделе – никого, но я уже на месте. Жду куратора. Появился тот в половине десятого. Взглянул на материал.

– Уже?.. Когда?..

– Вчера… вечером.

– Да ты, старик, к тому же и труженик?

– Иронизируешь? – Договорились, что будем на «ты».

– Да ты что?! Совершенно серьезно говорю. Не ты первый наш стажер, но такой прыти ни от кого не видел.

– Хорошо это или плохо?

– Еще спрашиваешь, мерзавец!? – Он встал, взял материал и вышел из-за стола. – Пошли.

– Куда, не скажешь?

– К шефу.

– Непосредственному или самому главному?

– Вон, куда метишь? Не широко ли шагаешь? Штаны не порви… Ишь, чего захотел: сразу и к «самому главному»? Думаешь, ждет тебя?

– Почему бы и нет? – Я рассмеялся.

И вот мы у шефа. Корепанов прочитал корреспонденцию и скупо заметил:

– Прилично.

Денисов, ухмыляясь, уточнил:

– В машбюро, что ли?

– Разумеется… Идите… Некогда… Дежурю по номеру.

Через час передо мной лежал профессионально отпечатанный оригинал корреспонденции. Прочитал и удовлетворенно хмыкнул: ни одной опечатки. Печать четкая и аккуратная. Смотреть приятно. Читать – тем более. Совсем не то, что выходит из рук нашей районной машинистки.