Под Горой совсем стемнело. Единственным источником света здесь были отнюдь не луна и звезды, а факелы, горящие во дворах домов и кое-где на улице у каменных заборов. Стало прохладно, и я поежилась. Волосы на руках встали дыбом, мурашки побежали по всему телу, и я обхватила себя руками. Тоненькое платье Марси совершенно не согревало меня.
В дом идти не хотелось. На конюшню тоже. Я так сильно хотела понять, что видела эта старая ведьма, понять, почему я не должна ходить за Гору, и как это вообще возможно – попасть туда не по воздуху, но единственный человек, кто знал ответы на все вопросы, не желал со мной разговаривать и пугал до заикания.
Порыв холодного, сырого, с примесью тухлятины ветра подхлестнул меня, точно ивовый прут. Бросив боязливый взгляд на зияющую черную дыру пещеры в горе, я поспешила во двор, забралась под окно кухни и прислушалась, о чем говорят в доме.
В воздухе все еще витал легкий аромат сырости, приправленный толикой гнили и разлагающейся плоти. Только ветер с Гнилого болота может так дурно пахнуть. Похоже, птица забрела и сдохла, хотя вход в пещеру давно забили досками, чтобы туда случайно не забрел скот, или еще хуже, не забежали дети. Гнилое болото на то и гнилое, что в нем пропадало все живое. А старики вообще говорили, что на болоте живут бесы, которые либо затащат тебя на дно, либо обрушат на голову камни.
Никто не знал, почему эта пещера появилась, как давно, и что там на самом деле творилось. Но лет десять назад там пропал мальчик, который на спор с друзьями обещал сорвать в пещере веточку болотного папоротника. Когда мальчик не вернулся ни через час, ни через два, его друзья позвали взрослых. Но все, что тогда смогли найти – это ботинки на трясине и клочок разорванной рубашки. После того случая вход в пещеру завалили всяким хламом и забили досками, а всем детям было строжайше запрещено даже думать о том, чтобы пролезть туда. Да и кому в трезвом уме придет такое в голову? Гнилостный трупный смрад отобьет желание еще на подходе. Хотя, признаюсь, пока я не вспомнила о том, что конюшня в это время года пустует, и лошади ночуют на полях, ловила себя на мысли спрятаться именно там. Ну, какие, в самом деле, бесы? Вейго туда лазил, и все обошлось.
– Сейлин! Ну как прошло сватовство?
– Да что б тебя!
Марси подкралась ко мне со спины и выпугала до полусмерти. Я шикнула на нее, она понимающе замолчала и присела рядом. Мы обе слушали.
– Меня это не волнует! – вдруг в ярости закричал изир.
– Я уверен, здесь какая-то ошибка! – возмущенный голос папы.
– Наша девочка здорова как лошадь! – вторила ему мама. – Знахарка Несма подтвердит. У нее только глаза такие и это… волосы. Но это ничего не значит! Совсем ничего!
– Ты чем-то больна? – удивленно прошептала Марси, буравя меня изумленным взглядом.
– Не знаю, – не менее удивленно ответила я. – До этой минуты была здорова.
Что же наплела им эта тетушка Ора?
– Кинь свои камни еще раз, старая ведьма! – снова закричал изир.
– Изир Текарай очень рассержен, – подметила Марси.
– Да неужели? – съязвила я. – Я его понимаю. Девка «с такой грудью» того и гляди уплывет из рук.
– Где он там грудь-то увидел? – подколола меня Марси и тут же получила локтем.
– Камни никогда не врут, – раздался спокойный уверенный голос тетушки Оры. – Девка не принесет тебе ни одного сына и даже дочери.
– А я говорю, что наша дочь здорова! – заверещала не своим голосом мама, скамейка со скрипом отъехала. – Она родит господину много здоровых детей!
