– Вариометр! – пояснил Костя. – Сигнализирует о наборе высоты. Поток поймали. Сейчас вверх потащит! Не страшно?!
– Не-е-ет!
– Тогда пошли! Держись! Ё-хо-о-о-о!
И они пошли вверх против часовой, и горы пошли каруселью.
Семёнов-Баши.
Гора Сулахат. Местные рассказывают, в давние времена из-за сильных ветров долина была бесплодна, и тогда жительница селения по имени Сулахат поднялась в горы, легла и загородила ветрам дорогу, пожертвовав собой. С тех времён долина ожила, зацвела, заколосилась…
Пик Алибек.
Красавица Белалакая.
Каменный клык – Зуб Софруджу.
Пик Театральный. Когда-то некие странные театральные деятели зачем-то решили взобраться на него без инструкторов. Забраться забрались, а спуститься не смогли – пришлось им звать на помощь… Как отцу Фёдору6.
Огромный горный комплекс Джугутурлучат (в переводе на русский – место обитания туров, или турово пастбище). По его почти отвесным склонам на досках катаются совершенные черти – хелирайдеры. Их забрасывают на лёгком вертолёте, а оттуда они практически падают вниз, лишь слегка касаясь ледника плоскостью сноуборда. Эти парни – они даже не крутые, они вообще с другой планеты!
Гора Золушка – малый пик Инэ.
И, наконец, красавец-четырёхтысячник – Домбай-Ульген с нимбом из облаков над головой. Когда-то в разговоре с Полковником Юра поинтересовался: поднимаются ли на него? «На него? Конечно! Только это не трекинговая, это настоящая альпинистская гора. Сложного уровня». Теперь Серов видел: склоны у Домбая круты и обрывисты, и без специального оборудования на них не взойти.
А за Домбаем по кругу – Мусса-Ачитара с подъёмниками и крапинками катающихся людей. А на горизонте Эльбрус. А за Мусса-Ачитара долина реки Домбай-Ульген.
И опять: Семёнов-Баши, Сулахат, Алибек, Белалакая, Зуб, Театральный, Инэ, Эльбрус, долина…
И ещё…
И снова!
Горы, горы, горы…
Вариометр пел, повышая частоту, а они продолжали закладывать виражи. Ещё чуть выше! Ещё!
– Не укачало?! – кричит Костя, подтягивая левую клеванту.
– Нет… Нормально! – Юра осторожно смотрит вниз, высота здорово прибавилась. – А если укачает?
– Пакетик выдам! А то испачкаешь мне тут всё…
– А я думал, на землю вернёмся, – нервно хохотнул Серов.
– Не-е-е-е. Зачем? У меня тут был один, его затошнило, я ему пакетик. Его вырвало. Спрашиваю: может, вернёмся? А он: нет! мне, говорит, всё нравится, давай ещё! Чего, спрашиваю, ещё? Пакет, говорит, давай ещё…
Вариометр в очередной раз спел «ти-та-та» – и смолк.
– 3100. Всё! Выше не пойдём. Наслаждайся!
И они парили. Они были подобны птицам… Птицам, мчащимся среди заснеженных вершин. На сумасшедшей высоте, в открытой подвеске, с бездной в три тысячи метров под ногами и с космической бездной над головой. А на горизонте сверкал Его Величество Эльбрус.
Сон, сон наяву. Юра часто летает во сне, он любит летать… Открыт и свободен. Свободен и счастлив.
Он не заметил, как замёрзло лицо. Он не заметил, как замерзли ноги. Но руки дали о себе знать… Юра стал сжимать и разжимать кулаки, пытаясь размять и разогреть пальцы.
– Пальцы сунь внутрь! – посоветовал Костя. – У меня тоже мёрзнут. Руки подняты, кровь оттекает. А варежки потерял над Театральным. Пассажира замутило, пока пакет доставал, варежки сдуло… на фиг…
– Может, садиться?
– Может и садиться. Но в посёлок не полечу. На гору, на площадку садиться будем.
– Ты – пилот!
– На посадке ноги поднимешь. Знаешь как?
– Знаю…
