Очерк современной европейской философии - страница 30

Скажем, я упоминал феномен фабрик сознания. На фабрике сознания кто-то может, применяя науку, то есть свои знания о том, как работает человеческое сознание, как люди реагируют на знаки (а наша общественная жизнь предстает перед нами прежде всего в виде знаков), специально вводить какие-то знаки, чтобы люди реагировали на эти знаки заранее заданным и представляемым образом. Что проделал человек, который произвел такую операцию? Он применил научные знания – для чего? Для того, чтобы идеология оказалась успешной, то есть он применил науку, средства разума, для получения заранее заданного результата, лежащего вне вопроса об истине, вне познания, а в данном случае для того, чтобы манипулировать другими. Что здесь важно? Важно то, что разум может применяться для систематизации неразумия (странная вещь, неизвестная классическому Просвещению). Это было новым обстоятельством, перед которым классическая рационалистическая просветительская культура оказалась в некоторой растерянности, когда разум вдруг выступил как средство, как инструмент для организации неразумия. Это было неожиданно. Более того, с точки зрения традиционных средств было не ясно, как назвать тех людей, которые профессионально занимаются применением разума в организации неразумия. Ведь это противоречит традиционной функции интеллектуала. Раньше считалось, что если я привожу свой мозг в действие, привожу в действие культурные инструменты, то сам по себе этот акт есть выражение универсальности духовной культуры, выражение поиска истин, и поэтому человек назывался интеллектуалом или интеллигентом, философом, писателем, кем угодно.

А как же теперь понять с точки зрения социального облика такую группу людей, которые работают, скажем, в области рекламы, в области пропаганды? Ведь пропагандистская машина делается интеллигентами и функционирует с их помощью. Как же можно их называть тогда интеллигентами, если прилагать к их явно интеллектуальному занятию традиционные термины и оценки? Занятие-то интеллектуальное, а оно явно не есть выражение Разума с большой буквы, явно не есть традиционная рационалистическая функция интеллигенции. Что это за люди? А их все больше и больше. Более того, добавьте к этому то, что я уже говорил в прошлый раз о появлении феномена разделения труда внутри умственного труда (тоже необычный факт), и вы увидите, что ситуация максимально запуталась и поставила ряд загадок перед традиционными философскими понятиями. И современная философия есть попытка ответить на эти вопросы, и, чтобы ответить на эти вопросы, приходится вырабатывать новые понятия. Одним из этих новых понятий, о которых я уже, идя кругами, фактически сказал, и было понятие идеологии.

Теперь, чтобы завершить тему идеологии, я коротко предостерегу вас от одной умственной опасности, которая может перед вами возникнуть в рассуждениях об идеологии. Идеология предполагает следующую важную вещь: та система общественных связей, внутри которой мы находимся, какая бы она ни была в любой данный момент, непосредственно недоступна нашему пониманию, или, как выражаются философы, она, эта система общественных отношений, непрозрачна в своем действительном виде. Она предстает перед нами прежде всего в виде того, как мы ее освоили идеологически, практически, то есть философия предполагает, что если мы живем в системе общественных отношений, то какая-то суть этих общественных отношений, какое-то их строение находится за горизонтом нашего взора. Отсюда в противовес этим общественным отношениям, которые не даны человеку в естественном виде, а даны косвенно, например через экономические интересы, через стихийную игру рынка, через идеологические символы, в философии всегда существует идеал истинных общественных отношений, то есть таких, которые были бы для человека прозрачными. Скажем, с точки зрения классики деньги вносят элемент непрозрачности в наши отношения. Прямой обмен трудовыми эквивалентами мы опосредуем через денежный эквивалент продукта труда, тем самым наши отношения затемняются самим символом денег, самим механизмом денежных отношений.