Один из лучших дней (сборник) - страница 19
Павел ловит меня на слове.
– Мне странно другое. – Я наконец решаюсь спросить об этом: – Почему у твоей мамы на руках синяки?
– Синяки?
– Огромные, желтые, вот здесь, чуть выше запястий.
– Синяки? Вы уверены?
– Абсолютно. Она прячет их под длинными рукавами, но я все равно заметила.
– Честное слово, не знаю. – Павел залпом осушает бокал. – А вы что же ничего не пьете?
Я пробую вино. Вино хорошее, терпкое. От него сразу становится тепло, и легкое неудобство исчезает. Мне уже кажется, что мы с Павлом были знакомы почти всегда.
– А вы давно работаете в библиотеке? – спрашивает он.
– Прилично, уже лет десять. До этого учительницей была, потом работала в газете.
– Почему именно библиотека?
– Место подвернулось в свое время.
– Но как вы можете там сидеть целый день? Там же темно и пыльно.
– Зато книжек много. Потом, я иногда выезжаю в дом престарелых. Хотя это тоже не больно-то веселое место. Но ведь твоя мама там работает!
– Давайте больше не будем о ней, по крайней мере сегодня.
А что, разве будет какой-то еще случай?
– Честно говоря, я хотел поближе познакомиться с вами, поэтому мы здесь, – говорит Павел, причем на полном серьезе. И смотрит пристально прямо мне в лицо.
– Какой, к-какой в этом смысл? – Я даже заикаюсь.
– Смысл? Зачем обязательно искать во всем смысл? Есть вещи бессмысленные, есть со скрытыми смыслами, и есть такие смыслы, которые раскрываются только через некоторое время.
– Не уходи от ответа, – строго, по-учительски вопрошаю я. Если бы бокал вина натощак, я бы вообще не знала, как себя вести.
– Хорошо. А если вы мне просто понравились?
– Когда успела?
– Еще в «Свиристелях». Сперва приглянулось ваше лицо, оно, как бы это сказать… Очень умело слеплено. Скулы, подбородок.
– Слушай, я же тебе не лягушка, чтобы меня препарировать.
Я пытаюсь встать, и меня покачивает слегка.
– Анна, я вас не хотел обидеть, не обижайтесь, ради бога!
В его голосе сквозит такое неподдельное отчаяние, что я останавливаюсь и, опершись ладонями на стол, наклоняюсь к нему.
– Слушай, Павлик, – получается грубо и даже вульгарно. – У тебя эдипов комплекс? Или что? Зачем тебе тетка, которая вот именно что в матери годится? Я же однажды видела тебя на фото – маленького, голенького, с такими пухлыми смешными ручонками.
– Ты всегда анализируешь момент? Любую ситуацию? – признаться, он держится гораздо лучше меня.
– А ты нет?
– Нет. Зачем?
Но ведь так именно ведут себя капризные дети, настаивая на сиюминутных желаниях.
– Тебе девочек недостает? – спрашиваю я. – Их вон сколько вокруг.
– С ними же абсолютно не о чем разговаривать!
– Абсолютно со всеми?
– Практически да.
– А мы с тобой разве разговаривали о чем-то? И что я такого особенного могу сказать?
– Давай-ка выйдем погулять, тут озеро недалеко.
И тучи мокрого снега. На ресницы налипнет.
Но я послушно встаю и ныряю внутрь пальто, любезно поданного Павликом. Странно, но в пальто я чувствую себя уверенней, как будто оно некоторым образом меня защищает. Оно мое. Связывает с тем миром, в котором я привыкла обитать.
– Осторожней, тут ступенька. – Павлик ловит меня почти на лету, в шаге от бездны.
Я тяжело, как мешок, падаю на него. И мы в связке так и двигаемся вперед по освещенной тропинке в темноту, в неизвестность. И я успеваю подумать пьяным умом, что вот ведь рядом со мной мужчина, на которого можно опереться. Хотя бы в этой простейшей ситуации. Далеко не мальчик, то есть романтические иллюзии наверняка уже выветрились, а если и не до конца – так это даже и хорошо. Иллюзии с течением времени заменяются цинизмом, а зачем мне это? И чего я теперь действительно хочу, помимо того, чтобы все-таки выйти на пенсию?