– Ну, договаривай: как я поднялся к ней?
– Надо ли?..
– Действительно… Надо ли? Одно название мне – «российский олигарх»!
– «Российский олигарх» – он отличается по смыслу от олигархов всех времён и народов, я бы его назвала «постсоветский-имперский олигарх» и в этих словах не только наследственная олигархия от времён имперских, но от советской высшей номенклатуры – от тех родовых связей, что не прерывалась никогда и думаю, никогда не прервётся.
– Да, в твоих словах… он замолчал, потом засмеялся и сказал, – да, я такой – судьба у меня такая.
– И что, гордишься этим?
– Горжусь! А почему бы нет?
– А надо бы стыдиться.
– А я не стыжусь.
– А надо. Может быть, французскому, германскому или испанскому олигарху можно гордиться, но только не российскому – бывшему партийному и комсомольскому деятелю.
– Ну да, грабители мы своего собственного народа – читал, читал. А все иностранные олигархи честные, да? – Он снова, долил себе вина, отпил, спросил, – почему не пьёшь?
Она подошла к столу, выпила до дна оставшееся вино, затем налила пол-бокала, села в кресло. Всё это время он смотрел на неё исподлобья.
– Когда увидел тебя на фотографии впервые, подумал, что ты на ней ненатуральная. Не мог поверить, что такие бывают… – писатели. Но, сегодня… Ты, действительно, красивая женщина… что-то в тебе есть такое, что притягивает, хочется смотреть и просто дотронуться – не по-скотски, а по-человечески. От тебя как будто тепло идет. Когда ты наклонилась надо мной сейчас, я почувствовал на какой-то момент состояние чистоты, как после дедовской бани. Где—то читал, что физическая оболочка многих философов не соответствует воплотившейся в эту оболочку Душе…
Не дав договорить ему, она встала, сделала шаг к нему, остановилась:
– Я должна уйти.
– Почему? – он улыбался. – Почему?! Ты же сказала: не уйдёшь ни за что.
– Сейчас должна уйти.
Он сцепил руки, прижал их к подбородку и, продолжая улыбаться, полушёпотом произнёс:
– Ты уйдёшь только тогда, когда я позволю.
– Что?!
– Да, да – такой невежественный. Невежество – моя неотъемлемая черта характера, я уже это слышал. – В комнате по-прежнему, как фон к происходящему, звучала тихая мелодия.
Он подошёл к ней и, ничего не говоря, взял из её руки бокал, поставил на стол, обнял за талию, повел танцевать. – Я хочу так танцевать вечно, – прошептал он ей у самого уха.
– Зачем обманываешь? Я же знаю, о чём ты думаешь.
– Сейчас не знаешь, о чем я думаю, коль задала этот вопрос.
– Знаю.
– Нет, не знаешь.
– Скажи.
– Скажи ты.
– Может, напишем? – она откинула голову назад и тихо засмеялась. Он поцеловал её в подбородок.
– Ну вот, угадала.
– Нет… я хочу, чтобы ты помылась со мной в бане по черному.
– Угадала – это почти то же самое, – она остановилась, убрала его руки, тихо проговорила, – мы далеко с тобой зашли. Ты доказал мне, что твоя власть сильна, необузданна, но и не безгранична.
– Вот как?! А, ты хочешь моей власти?! – Он взял её за плечи, крепко сжал.
– Это только идиоты хотят власти над собой.
– О! Так, значит, я хотя бы не идиот, потому как не хочу власти над собой; да, к тому же, люблю её очень – власть-то.
– Да, да – это сильная любовь, уже сказала, что знаю силу этой любви. Все вы стремитесь к власти – хотите полной. Царьки на груде награбленного государственного, народного добра, коем позволено вам было управлять… увы, жадность победила… Желаете ещё больше царствовать?.. Но, полной-то власти вам не видать никогда. Вы же, сегодняшние олигархи – марионетки – за верёвочки дёргают другие, доступ к этим верёвочкам для вас закрыт. Президентом быть не хотите, потому что от него верёвочки тянутся и к вам тоже. Это, как бы, ваша власть, но на самом-то деле, его, и вас дергают одни и те же…
