Один из трёх - страница 22

– Двоюродная, родственников у нее больше не осталось. Только я. Так что, если нужны лекарства или деньги…

– Ничего не нужно, – вздохнул Владимир Борисович, – она в реанимации. Что могли мы сделали, но сразу хочу сказать – надеяться не на что. Пятый этаж. Сами понимаете.

Сил не осталось и слезы потекли потоком. Я закрыла глаза руками и уселась на ближайший стул.

– Если хотите, могу на пару минут пустить в реанимацию. Она, конечно, без сознания, но, по-моему, опыту, пациенты чувствуют, когда их поддерживают…

– Хочу, – перебила я его.

Медсестра накинула на меня халат и дала бахилы, а я прошла в казавшуюся огромной белую комнату с единственной кушеткой по центру. Почему-то было очень холодно, и меня начало трясти еще сильнее. Тело было накрыто одеялом, а лицо было просто не узнать. Вся красота исчезла и ничего не осталось: лицо сплошной синяк и кровоподтёки. Я подошла к Эле, и не могла оторвать глаз от ее изуродованного лица. Длинные пшеничные волосы лежали на подушке, глаза чуть приоткрыты, и казалось, что она смотрит на меня. Черт! Это я виновата! Нельзя было оставлять ее одну, надо было все рассказать родителям! Я поняла, что задыхаюсь и решила выйти на воздух. Несмотря на то, что было только начало сентября, было холодно, и я присела на холодную лавочку в больничном дворе.

Воспоминания сменяли одно другим. Наша бабушка, Эльвира Эмильевна, всегда встречала нас с улицы пирожками, куриной лапшой и вкусным травяным чаем. Пирожки мы с Элькой обожали, а суп терпеть не могли, поэтому, чтобы немного облегчить процесс его поедания, устраивали соревнования по скоростной еде. С бабушкой Эля жила с пяти лет, после того, как Элина мама и жена дяди Кости ушла из дома в неизвестном направлении. Ее долго искали, благо что сам дядя был майором полиции, но толку никакого не было. Поэтому, вскоре Эля с папой переехали в квартиру бабушки, а еще через пару лет дядя умер и Эля осталась на полном попечении бабули. С тех пор, Эля и была моей самой большой занозой в мягком месте, которую родители всюду заставляли таскать с собой. Идешь гулять? Бери Элю. Хочешь на танцы? Бери Элю, ей же скучно будет. Хочешь куклу? Давай тогда Эле такую же возьмем. А самое ужасное в этом было то, что мелкая Эля, которая была младше меня почти на два года, во всем была лучше меня для моей же мамы. Эля замечательно поет, а ты лучше рот не открывай, не позорься. Эльвирочка лучше всех танцует, а ты Вика такая неловкая, что аж стыдно. Элечка самая красивая, а какая фигурка, а какие глазки! А тебе Вика, нужно будет придумать, чем мужика удержать, нос торчком и глазки малюсенькие, таких только покладистый характер спасает, а у тебя и его нет. Даже то, что я в школе была отличницей, а Эля перебивалась с двойки на тройку не переубеждало маму в том, что Эля солнце всей веселенной, а я недоразумение. Я как-то спросила папу, почему так? Почему мама любит не родную для себя племянницу больше, чем меня, родную дочь? На что папа ответил, что Эля сирота и маме ее жалко, а мне всё кажется и я себе глупости придумала. И при все при этом, мелкая Элька, которую я так ненавидела первые пару лет ее жизни у бабушки, как-то незаметно стала моим главным спасителем и лучшим другом. Эля защищала меня от мамы, когда та принималась меня ругать, Элька таскала мне конфеты, когда мама решила, что я в свои десять слишком толстая для конфет. Именно Эля подружила меня с Костей, с которым мы были знакомы с пеленок из-за дружбы родителей, но никогда не проявляли особого интереса к друг другу. И тогда-то и начался самый лучший период моей жизни. Костя научил нас кидать водяные бомбочки с окна и воровал сигареты у отца, чтобы научить нас курить, мы втроем ездили на велосипедах на речку за десять километров от города и купались там до посинения. Под руководством Кости мы лазили по гаражам и развалинам заброшенного завода, и тогда-то я и поломала первый раз ногу. Почти месяц я потом сидела дома, а Костя вымолил разрешения у родителей и притащил свой компьютер, на который у меня до этого был запрет, и мы втроем играли в игры не вылезая, пока родители были на работе, благо, что как раз были летние каникулы. Наши родители умилялись и одновременной ужасали этой дружбе, пребывая в шоке от наших проделок. Но все пошло на спад, когда нам с Костей было лет пятнадцать, у него была своя компания, в которой не очень понимали общение с девчонками, да и мы с Элей, став старше, изменились. Дружба возобновилась только тогда, когда мы с Костей поступили на один факультет и попали в одну группу, да и Эля через пару лет решила поступать на строительный, только из-за нас, чтобы быть рядом. А теперь? Эля после нервного срыва в реанимации, а Костя вообще уехал черт знает куда, лишь бы подальше от нас. Что же с нами случилось?