– Вдобавок к школе? – спросил мальчик, отпрянув и в ужасе позабыв отогнуть палец.
– Вместо школы. Школа провоняла немытыми мальчишками и дымом. Учительница ненавидела девочек.
Вместо школы Уна каждый день поднималась на третий этаж к Мод-Люси. К неспешной полнотелой Мод-Люси, которая стриглась до дерзости коротко, питала отвращение к пассивному залогу, держала у себя пианино, кошку и шкаф с книгами в темных толстых переплетах. К Мод-Люси, у которой в комнатах пахло чернилами и лавандой. Которая утверждала, что ей не нужны мужчины. Которая мечтала о ребенке и воспринимала Уну как замену ему. Которая угощала ее глаголами, как шоколадными конфетами.
– Боже мой, вот до чего ты меня довел. – Уна посмотрела на свои пальцы.
Мальчик вдруг спрятал свои руки. Спустя мгновение он спросил:
– А вы скучали по маме с папой? Когда сбежали из дома с цирком?
– Не с цирком, – ответила она. – Уж не воображаешь ли ты, что я скакала по арене на слоне?
– Нет, что вы.
– Ты уж, небось, вообразил, что я отплясывала на спине у слона, верно?
Он засмеялся, как будто развеселившись. До сих пор он не проявлял чувства юмора, только различную степень серьезности.
– Разлука с родителями далась мне легче, чем ты думаешь, – сказала она. – К тому времени я себя ощущала скорее дочерью Мод-Люси, чем своих родителей. Но тем летом ей пришлось уехать к себе в Вермонт, чтобы ухаживать за больной тетушкой. А мои родители строили планы, как вернуться на родину. Так что уйти из дому было нетрудно. Мне исполнилось четырнадцать, довольно большая девочка. Скучала я только по Мод-Люси.
Мальчик немного помолчал.
– По-моему, тут один человек любит мою маму. Это секрет. – Он отвел глаза в сторону. – Может, однажды он станет моим папой.
– А, ну это немного другое.
– Иногда мне кажется, что этот человек и правда мой отец. Примерно как вы считали Мод-Люси своей мамой.
– Я поняла, о чем ты.
– Мой настоящий папа – отличный музыкант.
Он указал в окно:
– Это какая птица?
– Зяблик, – ответила она.
Мальчик схватил рюкзак, вытащил чистый блокнот и добавил зяблика в свой список.
– Теперь восемь, – сказал он. – Осталось еще двенадцать.
Он всматривался в зазеленевшие кусты спиреи[7]: наконец-то наступила весна.
– Мне не хватает утреннего щебета, – сказала Уна. – У птиц такие высокие голоса.
– Я должен научиться распознавать пять птичьих голосов.
– Увы, не смогу тебе помочь.
– Будь у птиц голоса пониже, вы могли бы их слышать.
– Тут уж ничего не поделаешь, таков замысел Божий.
Мальчик немного подумал.
– А ваши мама с папой живы?
– Господь с тобой! Ты считать умеешь?
Он помолчал, считая в уме.
– Что с ними стало?
Вот уж чем вообще никто на свете не интересовался.
– Они подшлифовали свой английский, – сказала она. – Ушли с работы и открыли бакалейную лавку. Работали там, пока хватало сил, пожили и умерли. Как это происходит со всеми людьми.
– Не со всеми, – ответил он. – Взять хотя бы вас.
Внезапно его подсчеты, похоже, завершились результатом, который так взволновал его, что это отразилось во всем теле.
– Слушайте, – сказал он и встал. – Мне пришла в голову одна мысль.
Его веки дрожали. Он схватился тонкими руками за голову, словно пытался удержать ее на плечах.
– А что, если… мисс Виткус, что, если вы… самый старый человек на планете?
Уна могла бы отнестись к этой новости по-разному.
– Господи, – сказала она. – Надеюсь, что нет.
Он вприпрыжку шагал по кухне, все еще сжимая голову руками, словно удерживал рвущееся ликование.
