– Хорошо охраняют?
– Сперва все ладно было. Но позже, в начале 2000-х, здешнее золото стало достоянием гласности. На черном рынке стали появляться золотые артефакты. Нелегальные археологи «стараются». Федя слово держит, даже, говорит, подстрелил одного, не насмерть, конечно, но и они стали действовать хитрее. Так или иначе, время от времени узнаем, что продается очередная безделушка.
– А чем черные археологи отличаются от обычных, ну кроме, разумеется, того, что действуют неофициально?
– Черные внаглую используют металлоискатели, отчего наносят нам непреодолимый ущерб. Видишь ли, мы разбиваем несколько раскопов в год, копаем по квадратам. Каждая находка нивелируется5, и впоследствии мы можем иметь четкую картину прошлого. Вот здесь, к примеру, был очаг, а значит, жилище, здесь кости животных, здесь наконечники от стрел и частички доспехов. Находили даже захоронения и что-то напоминающее храмовый комплекс. С каждым годом мы узнаем о махаоновцах все больше и больше. Черные действуют иначе. Пройдут с металлоискателем и копают, где что прозвенело. Может быть, золото, но чаще другое. В итоге весь слой они портят. Благо на наш раскоп не суются, севернее рыскают. Ну, что тут говорить? Будем!
С этими словами Борис вновь опрокинул рюмку и продолжил беседу с сидящим рядом Стасом. По всей видимости, среди архаровцев он был главным. Степан еще некоторое время думал о золоте: а не воруют ли его студенты и остальные работники? Через некоторое время он уже не вспоминал о нем, беседуя с Игорем. Тот рассказывал о своих планах открыть ресторан и о том, что на пушечный выстрел не пустит туда «поганую свору», харчевавшуюся там, где он сейчас кашеварит. На вопрос, кто же тогда к нему будет ходить, просто отмахнулся. Повар очень понравился ему как человек. При кажущемся мальчишеском максимализме было видно, что он уже повидал жизнь. Столкнулся и с предательством, и с несчастной любовью, но к своим тридцати двум не озлобился и удары судьбы воспринимал как должное. Уже совершенно не вызывало вопросов, как такой человек променял высокую кухню на полевую.
К одиннадцати часам Борис сказал, что идет спать, заодно посоветовал и остальным не задерживаться. Что вскоре и произошло. Водители ушли ночевать в автобус, Санек, Игорь и Степан отправились к себе в палатку, архаровцы же уселись у костра, затянув казацкую песню «Ой не для меня». В палатке стояли три раскладушки. Две вдоль входа и одна поперек, у дальней стенки.
– Ого, ничего себе, – удивился Степан.
– Да, Сергеевич прикупил несколько лет назад партию таких. До этого на сколоченных нарах спали, – пояснил Санек, – у Дьячкова до сих пор на нарах спят работники.
– Кто такой Дьячков?
– Конкурент Сергеевича. Так себе личность.
– Ну, все, давайте спать, мужики, завтра день тяжелый, – решил урезонить всех Игорь.
Как только Степан лег на раскладушку и закрыл глаза, он моментально провалился в сон.
Утро началось у Степана с крика дневального, которым вчера был назначен архаровец Леня.
– Подъем! – объявлял он, подходя к каждой палатке.
Саня громко ответил что-то нечленораздельное, давая понять, что они проснулись. Степан разлепил веки, достал из-под раскладушки телефон и посмотрел, который час. Телефон информировал о том, что была одна минута восьмого. На час позже, чем в армии, подумал про себя Степан, натягивая штаны. Отодвинув полог палатки, он заметил, что из всего лагеря уже встали четверо человек: Борис, делавший зарядку, водитель Димон, чистивший зубы в стороне, Игорь, уже нарезавший хлеб, а также дневальный Леня, отходивший сейчас от палатки архаровцев. Из нее раздавались оскорбления. Стас, которого Степан уже утвердил в своих мыслях как главного этой группы, громко посылал в известном направлении Леню. Тот, не подавая вида, что это хоть как-то его оскорбляет или беспокоит, отправился в сторону кухни.
