Позже он выпытал у нее главное, что хочет знать отвергнутый любовник: кто он? «Бандит», – улыбаясь, сказала она. И Август проглотил эту драматическую развязку с облегчением, которое наступает при поиске ответа на вечный мужской вопрос: кто же они – женщины?
Август играл на гитаре и тихонько что-то напевал, изредка поглядывая в сторону Варвары. Чувствовалось, что она слушает, но между ними установилась дипломатическая холодная вежливость без лишних вопросов, которая не позволяла проявлять нетактичную эмоциональность. Как же ей шел этот имидж женщины из Магдалы, женщины для бандитов. Образ библейской героини как экстракт женской сути был привит большинству женщин с рождения, но у некоторых из них доза искренней греховности и, как следствие, ломка истинного раскаяния была больше обычной. Приняла ли Варвара по-настоящему этот наркотик Магдалины, Август не был уверен. Может, она была тоже режиссером своих пьесок. Ведь начало их знакомства говорило об этом. Они познакомились года три назад на дне геолога у костра, в холодную апрельскую ночь. Она была первокурсница, он соискатель научного звания. Август не мог до сих пор вспомнить, как они оказались на темной поляне вдвоем, в обнимку лежащими на голой земле. Варвара была мягкая и пахла костром. Они шептали друг другу глупости и сильно жалели о преграде двойных свитеров на обоих. В какой-то момент Август протрезвел и зачем-то сказал, что не любит ее, то есть эту Варю, на которой он теперь лежал, и спелую мякоть груди, которой вкушал сквозь толстые свитера. Что это было: патологическая честность и такая же глупость или предчувствие другого события, – он не мог понять. Варя обиделась не сразу. Минут через пять. И потом уже не было возможности ни через подарки с цветами, ни через сумасбродства у подъезда выпросить у нее апрельского помешательства.
Вот взять бы сейчас, подойти и выпытать у нее все. Растрясти эту будничность, стереть лак притворства и попросить обнажить душу перед ним, как обнажала тело перед бандитом. Но, видимо, невиновны были ни он, ни она. Все это было нужно для проявления славы, чьей-то славы…
Солнце постепенно приближалось к застежке своего спальника на яйле. С пляжа возвращались студенты и студентки. Августу принесли заказанное им пиво, и он с удовольствием поглощал его крупными глотками из бутылки. Вокруг толпился народ: заготовливали дрова, таскали воду – сегодня была последняя ночевка. На завтра предстоял переход по побережью до Алушты, а там – троллейбус до Симферополя и поезд до родного города.
Катя подошла и села рядом.
– Дай пива?
– Бери.
– А можно еще две? – ее глазки уже блестели от где-то чего-то выпитого.
– А ты потом приставать ко мне будешь?
– Буду, если не засну, а ты не будешь меня называть необъезженной кобылицей, конь ты старый.
– Я тебя воспеваю поэтически, а ты меня обзываешь животным. Кобылица – это же возвышенно, ласково. Не кобыла же…
– Ну ладно, жеребец… ха-ха, давай гони пиво… и бери копыта в руки, то есть в зубы… у них ведь зубы… и рысачь в магазин, пожалуйста. У?
Она схватила две бутылки своими загорелыми ручками и ускакала, виляя крутым крупом к другой палатке, где паслись нестарые еще савраски с упругими маслами.
«Придется идти, а то вечер без пива как море без соли» – почему-то с тоскою подумалось Августу. – День какой чудесный был, а вечер чего-то не задался. Ладно, сейчас поправим настроение литром пенного».
