Один за горизонты - страница 22

Вечер клонился к ночи, а я к ленивому оправданию, почему мне срочно нужно вставать на ночевку. Оставаться у порога, несмотря на всю его прелесть форм, не хотелось, ибо он гудел, как паровоз под ухом, и я спешил удалиться прочь выше.

После порога река очень быстро превратилась в мышь под веником; полого, раскатисто, спокойно. Прижимающийся к пойме темнохвойный собрат давал весьма шустро проходить по границе соприкосновения одного с другим и я не знал проблем. Так, пройдя более 500 метров вверх по реке, я все же не смог сдержать порыва любви к одной приятной полянке, на которой расположились все требуемые удобства.

Ничего за ночевку сказать было бы нельзя, кроме температуры – она опустилась до самых низких возможностей – до 6,8 градусов. Это был некий скачок вниз. Пуховый спальник легко дал бой этому выродку – холоду, а холодное утро лишь предоставило повод понежиться в постельке подольше, да еще и с наглым перерывом. Мне захотелось кофе, так что я подскочил, быстро развел огонь, вскипятил на кружку воды и вскоре попивал кофе с печеньками лежа под одеялом. Потом еще с час поспал и только тогда мне захотелось куда-то идти.

Первое время ничего не менялось в структуре привычной растительности и других параметров, я больше был сосредоточен на предстоящем повороте реки. Примерно через километр с небольшим она уходила на север и от этой точки еще два километра по реке и все, Макаровка прощай! Здравствуй ручей путеотвод к Беловой. В целом у меня были только такие заботы, как вдруг под глаза попала странная примятость. Было похоже на прошлогодний след квадроцикла, а возможно показалось. О чем точно мог сказать, что здесь была дорожка, пусть и сто лет назад. Все заросло и угадывалась она только моим чудесным даром угадывать древние дороги. Но, чу! А вот и относительно свежий след квадрика, этого года. Дело заструилось живо тут же. Я быстро шел по его следу, который сошел с древнеримской дороги и пошел шуровать по прибрежному лесу, собирая все кочки.

Я не отставал и бежал по его следу как гончая псина, пусть даже он и взял резко к реке зачем-то, я не дрогну, я пойду за ним. Побродив по реке, мы разминулись друг с другом и я было решил, что он уехал на восток. В том месте, за ближайшими сопками протекала река Нитуй, и уводила она на восточное побережье. До него было относительно недалеко, меньше 30 км по прямой и явно оно было облюбовано всякими мотолюбителями-антихристами. Это был логичный путь через невысокий перевал и Нитуй, по картам там бывали и дороги проложенные прямыми, обходящие длинные завитушки реки, так что в масть.

Харкнув ему в предполагаемый след, пошел уже по берегу до ближайшего поворота, где неожиданно вновь уткнулся в след циклиста. Он вел меня в нужном направлении метров двести и вновь ушел тенью за реку, видимо здесь и был поворот на Нитуй и я опять не пошел за ним и ступил в реку, будучи готовым к борьбе с природными силами.

Если бы не синяя дерюга на крыше какого-то свинарника, я бы прошел мимо по реке. Зрение боком приметило нехарактерный цвет, за которым пряталось нечто, сляпанное руками человека. Я не мог не поддаться на гнусную провокацию и развернулся направо, чтобы вломиться в ивняк и преодолеть двести метров до какого-то хозяйства.

Большой дом, если измерять таежными лекалами, стоял не сотрешь. Вокруг привычно громоздился мусор. Перед местным замком была аля-беседка, накрытая тем самым, синим дерюжным материалом. Он полоскался на легком ветру и плохо выполнял функции прикрытия. К дому примыкали здоровенные сени, войдя в которые я поразился богатому беспорядку. Генераторов три штуки, здоровенный кислородный баллон и аппарат огнеметного вида (туши они здесь опаливали, что ли?). Сгрудились в кучу банки тушенки, сайры и даже сгущенные сливки аж самого Рогачева (для читателей из далекого будущего поясню, что Рогачевско-белорусская сгущенка являлась эталоном качества на постсоветском пространстве). Топоры, колуны, пилы и всякий другой товар. Все это было в каком-то перемешанном виде, во всяком случае мне, как художнику, это так виделось. Бардак был замечательный. Вход в комнату и я удивляюсь, что больше половины пола земляной, лишь в дальней половине, где-то на треть пространства, поднятый, деревянный постамент, где и определились полати. У входа была замечена газовая печка малютка, над ней же висел телевизор дюймов на 36. Была и обычная, дровяная печь, куда ж без нее? На столике торчали еще консервы. Здесь же, в комнате, был замечен и большой ящик с запором, такие почти везде в избах, в них хранится что-то от мышей. Так и оказалось. Внутрянку набили богато крупами, сахаром и пачкой пряников на триста грамм. Срок годности истек недели две назад и, поэтому, я посчитал долгом чести избавить местных жителей от острого пищевого отравления. Кроме опасного для жизни пакета пряников, я не побрезговал банкой рогачевских сливок, ибо по моему мнению, она начала ржаветь, во всяком случае я не мог этого исключать.