В тот же день Богорт отправил курьера обратно с письмом весьма льстивого содержания, в котором заверял короля в том, что верное ему Братство немедленно примется за уничтожение банд беспутных девиц, снующих по лесу. А через полчаса доверенный гонец вручил Агнете, предводительнице амазонок, личную просьбу Лесничего уйти из указанных в письме участков Леса. Агнета согласилась, так как разговаривала с Богортом на одном языке – языке взаимных компромиссов. Через две недели Братство доложило королю об успешном выполнении его воли: «…Лес очищен, и жалкие остатки девиц скрылись в горах Кодвуса. Просим разрешения на переход границы для дальнейшего преследования и уничтожения». Разрешения, естественно, не последовало, но в Лес прибыла специальная комиссия, чтобы убедиться в правдивости отчета. В течение целой недели королевских инспекторов водили по самым удаленным уголкам Леса, показывая захваченные стоянки противника и раненных в бою охотников, которые на самом деле получили увечья при очередной стычке с контрабандистами. Единственное, что никак не смогли показать проверяющим, так это пленных амазонок. «Ну, господа чиновники, вы же знаете… – оправдывался Богорт, – …девки-то совсем чокнутые, в плен не сдаются, дуры, а трупы в костер побросали – чего им гнить?» Никто ему не поверил, но придраться было не к чему, и комиссии пришлось признать «полное соответствие отчета действительности». Инспектора еще не успели добраться до столицы, а амазонки уже вернулись на временно покинутые стоянки.
Жизнь в Лесу – сплошной компромисс, и, чтобы просить о помощи, нужно самому помогать в меру сил и возможностей.
– Ну, так вот, – продолжил Лесничий, выпив залпом еще одну кружку пива, – а два дня назад, как раз когда вы с королем нашим лупасились, Агнета письмо прислала, просит отрядить ей двух-трех бойцов для совместной экспедиции к горе Аль-Шар, что в самой, стало быть, середке Кодвуса. Ни расспрашивать, ни отказать я ей не мог, сам понимаешь… Тебе все равно туда идти, так сделай крюк. Какая разница? Зато не один, а с отрядом пойдешь, всяк надежнее.
– А не боишься, случаем, что Агнета обидится, когда вместо трех здоровых лесных парней имперского недобитка увидит? Уж очень мне не хочется в тот овраг попасть…
– Ну, сволочи, ну, трепачи, уже рассказали… Что с теми случилось, не знаю, врать не буду, но тебя не тронут – я письмо дам да повязку посланника. В той повязке по Лесу без опаски ходить можно, коль какая зараза на тя руку подымет, так свои же прикончат – закон Леса. А что один пойдешь, так не беспокойся, я о твоих подвигах в письме расписал – обиды не будет, хотя, если хошь, двух своих возьми, чай, отберешь из двух десятков тех, что потолковей…
– Лучше б твоих взять, они и Лес знают.
– Я сам знаю, что лучше, да не дам. Каждый лук на счету. Не-а, и не проси, тем более, у моих мужиков такая, знаешь, «любовь» к лесным девкам, что лучше им уж в одном отряде не быть.
Разговор был явно окончен, дальнейшие препирания не имели смысла. Дарк встал, кивнул на прощание и направился к выходу. Богорт неожиданно окликнул:
– Переночуешь здесь, в тереме, выступаешь завтра утром, до Агнеты тебя проводят. Зайди на кузню и к лекарю, возьми, что нужно. Будут артачиться – отсылай ко мне.
Через некоторое время Богорт почему-то тихо добавил:
– И еще… вчера тут офицер был, тоже ваш, имперский, крепкий такой вояка, видно сразу – бывалый. Хотел с тобой его послать, да сбег, собака… Ты ему передай, коль пути пересекутся, ему сюда дорога заказана, увижу – сам вздерну!
