В хорошо обустроенных катакомбах
– Понимаешь – странно. Кайфа никакого. Ни эйфории, ни улучшения настроения. Сначала тебе кажется, что ты умер. Но это нестрашно. Или не очень страшно. Затем ты поднимаешься сначала над домом, потом над городом, потом над Землей. И видишь Землю совершенно с космической высоты, но при этом очень ясно и почему-то в коричнево-оранжевом свете. Как будто она освещена фонарями, вроде ночного проспекта. Потом вдруг по своей воле ты оказываешься под землей. В хорошо обустроенных катакомбах. Вокруг тебя начинаются загадочные церемонии, какие-то массовые обряды. Длинное, сложное, навороченное действо, в котором ты чуть ли не именинник. В результате ты понимаешь, что попал в другой мир, точнее, в другую часть этого мира. Понимаешь, что с существами, населяющими этот мир, можно общаться. Но по-другому. Не как мы с тобой. А то ли мыслями, то ли еле заметными движениями глаз и бровей, то ли музыкальными интонациями, которые передаются через странную жидкость. При этом сама музыка, та, которую ты поставил перед трипом, приобретает форму длинных коричневых кирпичных гротов, образующих уходящие вдаль галереи.
Я вдруг заметил, что Антон слушает меня с каким-то подозрительным вниманием и не перебивает.
– Представляешь себе? Музыка приобретает плотность и форму.
– Музыка становится трехмерной?
– Да-да. Она выглядит как темные, уходящие вдаль арки. Разной высоты и ширины. И есть еще одна очень интересная штука. Тебе кажется, что если кто-то одновременно с тобой уколется, то ты сможешь наладить с ним сеанс связи. Это очень заводит. Потому что когда трип кончается, то ты обычно все помнишь и можешь поговорить с этим вторым человеком, вспоминая, как вы там общались. Иногда кажется, что даже можно поставить эксперимент. Загадать число. Попытаться в трипе его передать тому, кто укололся одновременно с тобой на другом конце города. Или света. А потом, после трипа, проверить. Но самое главное – ты выходишь после калипсола с мыслью: смерти нет, а есть другой мир. Параллельный.
Антон сидел, глубоко задумавшись. Я посмотрел на него и продолжил рассуждать:
– Значит, если концерн Химика тайно рекламировал калипсол, то дело оказывается удивительно простым. Химик про это догадался, Химика убивают. Отрезают голову, чтобы напустить дыма. Замаскироваться. Или напугать Лилю. Красиво?
– Так себе, – честно сказал Антон, встрепенувшись. – Ты же сам сказал про аналоги, которые выпускают другие концерны. И пока мы не знаем, выпускает MNJ Pharmaceuticals калипсол или нет. Поэтому сейчас обсуждать эту версию рано. Кроме того, даже если это они, то при чем здесь Дейр-эль-Бахри? А одиночество?
– Стой! Одиночество! Помнишь? Я же недавно вам напоминал наш разговор с Химиком на дне рождения Моти. Он тогда четко сказал: «Нет никакого смысла жить до ста двадцати лет, находясь в одиночестве. А если смысл и есть, то удовольствия – точно нет».
Антон пожал плечами:
– Может быть, просто совпадение. Мало ли людей страдают от одиночества? Хотя что-то в этом есть. А что за число тебе дали рекламировать?
– 222461215.
Я протянул Антону салфетку с моими записями, и он принялся что-то на ней рисовать.
– Хорошо, – не унимался я, – а если верна твоя версия про тайное послание… Хотя кому? Всем подряд? Они хотят, чтобы это было везде.
– Тому, кто способен это послание расшифровать.
