– Перестань. Мы не будем вредничать, если ты возьмёшь несколько дней на выздоровление, – сказал он строго.
– Я думаю, мисс Гамильтон может не согласиться, – заметила на это Лина.
– Да к черту ее и ее чертовы формальности, – сердито крикнул он.
Лине нравилось, когда он вел себя так, защищая её.
– Черт возьми, компания принадлежит мне, и главный тут я. Если я скажу, что тебе надо оплатить больничный и не сокращать отпуск, то так оно и будет.
Он вскочил.
– Я немедленно ей позвоню.
– Нет, пожалуйста, не надо, – взмолилась Лина, протестуя. – Я правда хорошо себя чувствую и очень хочу вернуться к работе.
Он поднял трубку и уже собирался набрать отдел кадров. Лина вскочила, чтобы остановить его, но резкая боль остановила её.
– Ой! – сказала она, согнувшись, правой рукой держась за стол, а левую положив на низ живота.
Она на минуту закрыла глаза. Стринджер положил телефон и подбежал к ней.
– Лина! Что случилось?
– Ничего, все хорошо, – сказала она. – Я просто слишком резко встала и живот схватило.
– Господи, да тебе домой надо! – запротестовал он.
– Нет-нет. Все хорошо. Мне просто нельзя резко вставать и резко садиться.
Стринджер нахмурился.
– Правда. Все хорошо. Не надо поднимать шум из-за этого, – сказала Лина покровительственным тоном, что поставило ее в равное с ним положение.
Он еще, словно непослушный мальчишка, пытался протестовать, но потом все же согласился. Хотя по отношению к Лине он занимал позицию отца, мальчишка внутри его всегда знал о превосходстве женщин. Ему удавалось скрывать это от других, но в такие моменты, как сейчас с Линой, он позволял себе слушаться.
Боль утихла, и Лина поблагодарила его за заботу. Сказала, что пойдёт к себе и поработает.
– Будь по твоему. Но если что-то потребуется, скажи мне, – сказал он, все еще неохотно.
Когда она выходила, он придержал ей дверь.
– Обязательно. Спасибо, – сказала она, тепло улыбаясь.
Когда Лина шла по коридору, то услышала, как Стринджер сказал:
– Хелен, зовите эту компанию сюда.
– Да, сэр, – сказала Хелен. – Уже идут.
Она быстро пошла за ними.
Он стоял в дверях и смотрел Лине вслед, пока она не повернула за угол. Он очень беспокоился о ней. Некоторые, подобные мисс Гамильтон сказали бы, что его чувства, в особенности к сотрудницам, являются показателями непрофессионализма. Но его, джентельмена старой школы, это мало беспокоило. Если в нем взыграли отцовские чувства к девушке, которая на него работает, то он отнюдь не намеревался отказываться от них. Он может и не показывать этих чувств, по большей части для того, чтобы другие сотрудники не поняли, что у него есть фаворитка. Но если он хочет, то будет заботиться о Лине.
Но причина была не только в его старомодности. Он чувствовал, что в глубине души Лине больно, хотя он и не знал, что послужило причиной этой боли. Он понимал, что Лине было трудно довериться кому-то, что она всех отталкивала. Поэтому он и не собирался отталкивать Лину, даже если на зло этой чванливой начальнице отдела кадров. Он вздохнул и вернулся к своему столу.
Сев за стол, Лина успокоилась, по крайней мере, на какое-то время. Это был ее дом вне дома. Свой стол, как и дом, Лина содержала в порядке. Она никогда не допускала завала бумаг на столе. Если она что-то заканчивала, она откладывала это, прежде чем приступить к чему-то другому. Она не верила в возможность делать несколько дел одновременно, считая это неэффективным способом работы. Дело свое она хорошо знала и делала добросовестно. Будучи финансовым аналитиком, она полагала, что это ремесло требует точности и аккуратности.
