– Нечего! Тебе нечего сказать, – заметила она. – Пожалуй, и мне тебе тоже нечего сказать.
– Ладно. Отдыхай, – сказал он с теплотой в голосе, надеясь, что этот его тон может смягчить ее. – Может завтра, когда тебя выпишут и ты будешь дома, я мог бы заглянуть к тебе. Можно?
– Нет, нельзя. Не надо меня навещать, – сказала она резко.
– Что? – сказал он в некотором недоумении.
– Не надо ко мне приходить, – объяснила она.
– Послушай, прелесть моя…, – начал он.
– Не называй меня так, – резко ответила она.
– Хорошо. Я вижу, ты злишься. Это вполне понятно.
В ответ Лина закатила глаза.
– Я дам тебе время остыть и позвоню через пару дней.
– Нет! Не надо мне звонить.
– Но…
– Нет.
Он сжал губы, сделал глубокий вдох и еще сильнее выдох. Медленно кивнул в знак одобрения. Он нагнулся, чтоб поцеловать ее в щеку на прощание. Она вытянула ладонь, останавливая его. Пожал плечами, и, с грустью, направился к выходу, снова взглянул на соседнюю пару с извиняющейся улыбкой. Те помолчали минуту, затем муж соседки что-то сказал про карточку, прикрепленную к одному букету цветов для мамы. Они еще о чем-то поговорили, делая вид, что ничего не слышали.
Остаток дня Лина провела практически в одиночестве. День для нее оказался изнурительным и скучным. Она пыталась не слушать и не встречаться глазами с соседями по палате, когда те включали телевизор. Ей эти телешоу, которые они смотрели, казались абсурдными, а им, казалось, совсем не хотелось смотреть Си-Эн-Эн.
К вечеру пришла мать. Лина не очень-то была рада видеть маму, но соседи по палате выписались, а к ней не то, что толпы родственников, вообще никто не приходил, поэтому еще один посетитель не мог не радовать.
– Привет, милая. Как ты себя чувствуешь? – мама спросила таким тоном, что, казалось, не была искренне заинтересована узнать ответ.
Она уже привыкла, что Лина никогда честно не отвечает на подобного рода вопросы. На вопрос «как дела?» дочь всегда отвечала «хорошо». Пока Лина пыталась откашляться и прочистить горло, чтоб заговорить. С тех пор, как ушел Мишель, она ни с кем не разговаривала, даже с медсестрами, в общении с которыми обходилась только кивками и негромкими звуками. Мама сказала, что заходила в больницу вчера вечером, но Лина спала.
– Ты, наверное, еще отходила от наркоза после операции. Я посидела с тобой минут десять, но мне все же надо было вернуться домой, чтобы отдохнуть и приготовить воскресный обед, – объяснила мама, оправдывая почему она опоздала, и почему ее до сих пор не было.
Лина поняла, что маме нужна похвала за это посещение и кивнула, одобряя ее решение прийти:
– Все хорошо, я сама справлюсь.
– Почему ты не сказала мне, что беременна? – мама прошептала, чтобы никто не слышал.
Хотя, кто мог услышать? Новоиспеченные родители час как ушли домой холить и лелеять свое чадо – так представлялось Лине, ведь все родители так поступают. Она завидовала этому ребенку.
– Срок был небольшой – чуть больше трех месяцев, – Лина объяснила с некоторым раздражением в голосе. – Я ждала, когда срок будет больше.
Она и правда планировала сказать маме в тот день, когда приехала бы к ней на обед, но авария помешала.
– Ну ты могла бы и пораньше сказать. Вчера мне пришлось все выяснять у врача, – сказала мама, чувствуя себя уязвленной. Лина не стала извиняться.
– А почему они поместили тебя в послеродовую палату?
– Не знаю. Больница была переполнена, когда меня сюда привезли, – ответила Лина несколько резко.
