– Ты специально постарался? – спрашивала его жена, пока дочь подслушивала из своей комнаты.
– Я нашёл работу.
– Наверное, они очень рады встретить такого идиота.
– Нормальная работа с обыкновенной зарплатой, чего ты от меня хочешь?
– Чтобы ты иногда отвлекался от полётов в облаках и спускался на землю. Мы здесь живём, если ты ещё не забыл.
Скандалы возобновились с прежним энтузиазмом, и Наташа всё чаще делала уроки у подруг. Мать хотела её защитить от лишнего знания, но на деле приучала к превратностям самым тяжёлым способом – отлучением. Дочь жила вне дома большую часть времени и воображала положение более ужасным, чем оно являлось на самом деле. Матери подружек не разговаривали с ней о причинах её кочевания, отцы и вовсе держались в стороне, только изредка, в недомолвках и потайных взглядах нерасторопных женщин и девиц проскальзывала тайна – они всё знают и помогают ей не жить тоскливыми проблемами гибнущей семьи. Разумеется, они всё знали, а как же иначе! Наташа знала об их осведомлённости заранее и готовила себя к объяснениям и секретничанью в закрытых девичьих владениях, но ничего не случалось, все молчали и упорно берегли её. Сама она иногда страшно хотела поговорить, а в следующую минуту дрожала от ужаса в ожидании нежеланного разговора о себе. Язык дан человеку для сокрытия мыслей – она услышала где-то изречение великого человека, или придумала, будто услышала, а на самом деле сочинила его сама в те дни подавляющей тишины.
С новой работы отец быстро уволился сам без выходного пособия, поскольку всю жизнь работал на государство и не научился общению с частным собственником, стремительно выпрыгнувшим из грязи в князи.
– Этот идиот абсолютно ничего не понимает в деле! – объяснял он жене причину новой безработности.
– Какая тебе разница? – возмущалась та в ответ.
– Так он же меня учить пытался! Полная бездарь, а строит из себя невесть что.
– Какая тебе разница? Ну и делал бы, как он говорит! Не всё ли тебе равно?
– Так ведь качество будет – ни в какие ворота.
– Какая тебе разница? Цех ведь не твой? Тебя никто не просил торговать, ты должен только делать.
– Вот именно – делать. Этот полудурок ещё и тыкать мне вздумал.
– И ты стал тыкать ему, разумеется.
– Конечно! Хамьё нужно учить.
– Многому ты его научил! Он теперь тычет кому-то другому, а ты за счёт жены проживаешься.
Отец продолжал объяснять своё желание уважать самого себя и не мог убедить жену в своей правоте. Та пыталась ему доказать простую истину о хлебе насущном: он не падает с неба всем желающим, его следует добывать. На карачках ползать, или бегать до изнеможения, лишь бы не бесплатно. Что скажут, то и делать, если не можешь добывать пропитание самому себе, не находясь в подчинении у людей, более сведущих в вопросах торговли своей мечтой. Нельзя очень захотеть и сразу получить готовенькое – нужно помучиться, иногда поунижаться или обмануть, да ещё и поставить на кон самое дорогое, и тогда, возможно, если судьба тебе улыбнётся, получишь кусок хлеба с маслом. Мама работала медсестрой и представляла жизнь вполне, со всеми несовершенствами. Каждый день видеть гниющую плоть, слушать крики и делать людям больно ради их же блага она умела. Преодоление смерти, не всегда удачное, давно стало частью её профессии, и мама за пределами больницы вела себя так же, как и в её стенах, всегда готовая проявить твёрдость во имя спасения и считавшая мягкотелость путём к гибели.
