Одиночество зверя - страница 37

Игорь Петрович представил себе следующую встречу с премьером. Они будут смотреть друг другу в глаза и улыбаться, и оба будут знать, что их отношения изменились навсегда. Может, стоит продемонстрировать своё безразличие к сложившемуся положению? Со стороны может смотреться как болезненное кривляние еретика, приготовленного к аутодафе. Нужно выходить на бой с открытым забралом. Собственно, ситуация кардинально не изменилась: Покровский и раньше имел против него жареные факты, теперь к ним добавился ещё один. Правда, самый свежий и эмоционально более многообещающий. Всё-таки погиб человек. Простой человек, на стороне которого разом окажется все общественное мнение, хоть он и нарушил правила дорожного движения. Любые документы, исчерканные цифирью, против такой картинки выглядят бледно. Тем не менее, они существуют, и если Покровский вдруг перейдёт в атаку, ему будет чем ответить. Всегда можно огласить список компаний, принадлежащих друзьям-приятелям Покровского, которым достались куски государственного имущества и всяческие финансовые преференции за счет налогоплательщиков. Правда, список в разных редакциях уже не раз обнародован всевозможными оппозиционерами, но авторитет действующего президента непременно усилит эффект.

Кортеж ворвался в Москву и вышел уже на Кутузовский проспект. Позади осталась развязка на пересечении с третьим кольцом, Поклонная гора с мемориальным комплексом, мелькнул слева знаменитый, когда-то опоясанный мемориальными досками дом, в котором жили все последние советские генсеки. Тоже памятник суетности жизни. Теперь – просто хороший дом, уступающий по престижности многим другим, в которых и не жили никогда никакие властители, а только обыкновенные владельцы апартаментов. А в этом, бывшем генсековском, доме тихо доживают свой век родственники-пенсионеры и утверждается в новом быте молодая поросль, не знавшая выговоров по партийной и комсомольской линии.

Остался позади Новоарбатский мост через Москву-реку, мелькнул слева в отдалении огромной белой скалой дом правительства, на который Саранцев невольно покосился, в предвкушении нового раунда противоборства с его хозяином. Кортеж быстро проскочил вставную челюсть Москвы – Новый Арбат, после него свернул направо, объехал белое, распластанное по земле, здание Министерства обороны и скоро подкатил к Боровицкой башне. На одноимённую площадь перед ней стекались потоки транспорта с Моховой, Волхонки, Большого Каменного моста и Кремлёвской набережной, не считая пустой Знаменки, по которой выкатился на площадь президентский кортеж. Сквозь пуленепробиваемые стекла донесся разноголосый гул автомобильных клаксонов, чего никогда прежде не случалось, и Саранцев озадаченно посмотрел в окно, ничего особенного там не увидев.

Кортеж влетел в Кремль, покрышки зарокотали по мокрой после дождя брусчатке. Президентский «Мерседес» въехал под арку парадного входа Сенатского дворца и остановился во внутреннем дворике у крыльца. Саранцев сидел несколько секунд, задумавшись. Некоторое время его морочил неожиданный интерес к двум скульптурам, установленным у входа в только что оставленную позади арку. Слева определённо высилась богиня правосудия, легко узнаваемая по завязанным глазам и весам – память о давнишней принадлежности здания московским департаментам Сената, высшей судебной инстанции Российской империи. Справа от арки размещался лев с некой человеческой фигурой рядом – возможно, аллегорической. Игорь Петрович не имел к скульптурам ни малейшего отношения. Он не приказывал их установить, не собирался их сносить. Они уже стояли на своих нынешних местах, когда он впервые в жизни оказался в закрытой для туристов части Кремля, но несколько последних месяцев он изредка вдруг отвлекался на них, не столько думая, сколько пытаясь догадаться, каково их предназначение в его жизни. Всякий раз, проезжая в лимузине между правосудием и неизвестностью, Саранцев вдруг испытывал желание выяснить каким-либо образом значение непонятной ему композиции. Желание не мешало ему ни жить, ни спать, ни работать, оно не отравляло ему существование и не напоминало о смерти или ещё о чём-нибудь неминуемом, просто спустя некоторое время он стал удивляться уже самому желанию, а не причине его возникновения. И до сих не задал ни единого вопроса, не попытался провести исследование самостоятельно, только стал раздражаться при обострении внезапно обнаружившейся у него любознательности. Какая разница, кого изображает скульптурная группа у въезда в Сенатский дворец? Наверное, он единственный человек на свете, занятый решением этого бессмысленного вопроса. Надо работать.